Схематическое изображение Тиннит на степе в Тофете Карфагена. Современное фото.

завоевание Мексики, а Магеллан отправился в первое кругосветное путешествие. Это было очень, очень давно.

Однако спустя пять столетий от гибели карфагенской цивилизации культ Тиннит/Целестис и Баал-Хаммона/Сатурна в Африке не угас — древние божества продолжали цепляться за жизнь, невзирая на христианскую эпоху...

Изображений Тиннит сохранилось немного, и все они сходны: женская голова с крыльями и полумесяцем или закутанная в плащ женщина, держащая в одной руке плод граната. Иногда сложенные крылья укрывают Тиннит наподобие плаща. Сакральное животное богини — голубь. Рядом с полумесяцем зачастую рисовали солнечный диск, как знак единения с Ба-ал-Хаммоном. Впоследствии римляне отождествляли Тиннит с Юноной, причем она едет по небесному своду на льве, а лев — это один из символов плодородия. Тиннит посылает на землю дождь, оплодотворяя пашни, отчего именуется Великой матерью и Кормилицей.

Впрочем, Тиннит присущи и другие свойства. Как в пунийских, так и в римских надписях встречаются эпитеты «непобедимая», «могущественная», «госпожа», «владычица», что безусловно указывает на ее воинственность и покровительство Карфагену. Был невероятно распространен «знак Тиннит»: так совсем маленькие дети рисуют женщину — треугольник с поперечиной и кружком на вершине.

Кроме вышеперечисленных божеств карфагеняне почитали Иштар (Астарту), Решефа (Аполлона), Баал-Магонима (Ареса), Баал-Шамима (Зевса), Йамму (Посейдона) и десятки иных духов, отвечавших за самые разные сферы: войну, морскую стихию, погоду, урожай, виноделие — к примеру, пунийцы переняли у греков культ Диониса. После гибели Карфагена боги Финикии романизируются и продолжают действовать вплоть до христианизации Северной Африки полтысячелетия спустя.

Окончательно поклонение древним божествам Ханаана исчезает после завоевания Карфагена арабами в 698 году по Рождеству Христову. Таким образом, Мелькарт и Эшмун, Тиннит и Баал-Хаммон под разными именами и в разных ипостасях повелевали Северной Африкой на протяжении 1512 лет, с основания Нового Города.

.*.* *

Стемнело, Баал-Ганнон спускается с холма Бирса обратно в город и идет домой — долг перед богами выполнен, жертвенная голубка передана жрецу храма Эшмуна.

Заплутать в Карфагене после заката так же сложно, как и днем. Централизованного уличного освещения, за которое отвечают городские власти, конечно, пока не изобрели, но домовладельцы вывешивают на фасадах масляные фонари или факелы в подставцах, хозяева лавок и мастерских привлекают припозднившихся покупателей застекленными лампами и свечами, стража на площадях и перекрестках поддерживает костры. Светятся окна.

Со стороны ночного моря Карт-Хадашт сейчас выглядит колоссальным скопищем желтоватых огоньков. На внешних стенах обеих гаваней сияют яркие пятна — маяки с бронзовыми отражателями; огонь пылает в огромных чашах, а отполированный металл направляет свет в сторону карфагенского залива. Не столь давно построенный (283 г. до н. э.) Александрийский маяк в Египте, одно из эллинистических чудес, значительно выше маяков Карфагена, около 120-130 метров от основания до верхушки, но пунийцам такая гигантомания без надобности.

Нерационально. Карфагеняне, как и предки из Тира, великолепно владеют искусством ночной навигации, морякам достаточно указать световыми сигналами удобные подходы к порту и обозначить опасные мели. Вероятно, блеск маяков был заметен на расстоянии около 20 километров.

В любом случае вид на вечерний Карфаген был не менее впечатляющим, чем при свете солнца. Мы привыкли к сияющим миллионами огней мегаполисам, а для обитателя Древнего мира, да еще и приплывшего в столицу Карфагенской империи из провинции вроде иберийской Малаки или захудалого Рима[17], зрелище было весьма впечатляющим.

Безусловный центр средиземноморской Вселенной. Точка тяготения, захватывающая своей гравитацией торговые и миграционные пути. Здесь соединяются в единый поток неиссякаемые золотые ручейки, стекающиеся в Новый Город с Ближнего Востока, из континентальной Европы и Черной Африки.

В Карфагене концентрируется прибавочный продукт всей империи, занимавшей территории нынешних Ливии, Туниса, Алжира и Марокко, Сардинии, Корсики, половины Сицилии и не менее четверти современных Испании и Португалии. Мы не учитываем колонии в Западной Африке на побережье Атлантического океана — их общее количество и численность населения в настоящий момент не известны.

Карт-Хадашт не только потребляет и перераспределяет. Город владеет огромными по меркам Античности производительными силами. Колоссальный сельскохозяйственный сектор — в окрестностях Карфагена всё и вся колосится, мычит, блеет, даёт привесы и удои. Экспорт продовольствия за минувшие столетия возрос настолько, что Карфаген успешно конкурирует с мировой житницей, Египтом. Процветает ремесло. Частные, государственные и храмовые банки оказывают всевозможные финансовые услуги.

Казалось бы, держава находится на пике могущества и Карт-Хадашту самой судьбой предназначено стать ведущим цивилизующим фактором Европы и Африки.

Карфагеняне это сделать не смогли. Но, скорее всего, не захотели. Почему так случилось еще предстоит выяснить ученым.

Баал-Ганнон сейчас едва ли подозревает, что его город в нынешнем 264 году встал на путь, ведущий в пропасть. В историческое небытие.