Единственно, что храм в Иерусалиме, что тирийский храм Мелькарта, что их ближайшие аналоги в древних поселениях финикийцев в Африке и южной Европе во времена перед началом Пунических войн смотрелись бы баснословным винтажом. Как воскликнул бы герцог Ганноверский из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Да вы что?! В однобортном мундире сейчас никто не воюет!» То же самое можно сказать о зодчестве эпохи царей Хирама, Давида и Соломона: замшелая архаика.
Будет разумно предположить, что с течением столетий и эволюцией архитектурных форм карфагеняне приняли «общий стандарт», дополненный традиционными элементами. Античные историки сравнивают холм Бирса с Акрополем, что дает повод счесть центр Карт-Хадашта как минимум весьма близким по облику к другим крупным городам Средиземноморского Универсума.
* * *
Вернемся к делам духовным. Ю. Б. Циркин очень деликатно пишет о «пестром и сложном мире карфагенских богов», что следовало бы назвать некоторым преуменьшением. В эпоху язычества мир мистический, божественный, был невероятно тесно взаимосвязан с миром материальным, причем определить четкую границу между потусторонним и реальным не представлялось возможным.
Невидимые сакральные покровители имелись у родников и озер, рощ, гор и холмов, отдельных деревьев, морских заливов, городских кварталов и так далее до бесконечности. Карфагенянин (как, впрочем, римлянин, перс или сиракузянин) жил в окружении сонмища больших и малых, более или менее могучих, доброжелательных или злобных, щедрых или скупых духов, населявших буквально каждый клочок земли, глубины вод и небесную твердь. Они были повсюду, имя им легион.
Перечисление и краткое описание известных нам (а сколько осталось в безвестности?!) финикийских и карфагенских божеств заняло бы уйму времени, а потому давайте остановимся на «главных», наиболее почитаемых и популярных богах пунийцев. Но для начала выведем несколько основополагающих постулатов, чтобы опровергнуть укоренившиеся заблуждения и предрассудки.
• Все верховные боги Карфагена были
• Слово «Баал» («Ваал», женск. род «Баалит»)
Поэтому если вы однажды услышите стишок из главы 25 «Трех мушкетеров» А. Дюма «Киньте жертву в пасть Ваала, бросьте мученицу львам!..», сначала уточните, какого именно из Ваалов/Баалов имеют в виду. Их очень много.
● • Имя нашего героя Баал-Ганнон (Господин Милостив) представляет из себя двойной апеллятив. При гражданской инициации (см. выше) ребенок был посвящен одному из конкретных богов, который должен на протяжении всей земной жизни оказывать покровительство/милость Баал-Ганнону. Какому именно — знали только родители, жрецы и, возможно, сам Баал-Ганнон: нельзя раскрывать каждому встречному и поперечному истинное имя сакрального покровителя, мало ли удача отвернется?! Но все окружающие знали, что один из Баалов призван его защищать.
● • Следует помнить, что греко-латинские авторы, упоминая богов Карфагена,
Мы рассказывали о том, что финикийская и карфагенская цивилизации в природе своей урбанистические — тирийцы и сидоняне, а вслед за ними их прямые потомки из Карфагена с самого начала были обитателями городов, носителями городской культуры и городского менталитета. Ремесло и мореплавание — вот два столпа, на которых стояло финикийское общество.
Плодородной земли в Древней Палестине/Ханаане было очень мало, промышленное сельское хозяйство наподобие египетского или месопотамского отсутствовало, а потому с богами, отвечавшими за плодородие и земледелие, у финикийцев было напряженно: таковых пришлось заимствовать позднее, после начала широкой колонизации и аграрной миграции в заморские колонии, последовавшей за конфискацией немногочисленных имевшихся в Палестине угодий ассирийскими властями.
Боги Финикии — это боги городов, ремесла и мореходства.
Давайте выясним, какие именно боги.
* * *
Сперва уделим внимание главному пугалу всех времен и народов.
Молох — этим монстром стращали непослушных детей многие авторы, начиная от пророков Ветхого завета и заканчивая литератором Гюставом Флобером, оставившим душераздирающее описание лютого и ненасытного Молоха в романе «Салам-бо» от 1862 года.
Товарищ О. Бендер, предоставивший журналисту Ухудшанскому свое бессмертное сочинение «Торжественный комплект», также удостоил Молоха своим вниманием:
Взвивается последний час.