Помимо психологического, есть и более специфическое объяснение роста насилия при повышении температуры. Температура влияет на организацию общественной логистики. Каким бы футуристическим ни казался нынешний мир, основная доля черной работы до сих пор выполняется людьми. Люди собирают плоды, загружают вагоны, убивают свиней и цыплят – так что мировая экономика до сих пор зависит преимущественно от их физических усилий. В частности, половина всей мировой сельскохозяйственной продукции производится мелкими фермерами, которые работают в основном вручную. И все эти люди напрямую подвержены воздействию температурных режимов. Экономисты изучали это воздействие, высчитывая объемы работы, производимой людьми при разных температурах. Когда температура превышает тот уровень, при котором работается легче всего, средний объем трудовых усилий в единицу времени снижается. Более того, эффект подобного снижения каскадно сказывается на всей общественной жизни. Функционирование как мировой экономики, так и местных сообществ определяется состоянием человеческого организма; оно всецело зависит от того, решит человек стереть пот со лба и продолжить труд – или же бросить работу, взявшись за оружие. Как писали в своей статье Сян и его коллеги, бывают такие моменты, когда «ценность вовлечения в конфликт» начинает превышать «ценность участия в нормальной экономической деятельности».

В приятных температурных условиях нас словно поддерживают миллионы незримых рук. Но по мере потепления климата эти руки начинают трудиться все медленнее, а на каком-то уровне температур и вовсе опускаются. Воздействие климатических условий на физический труд людей четче проявляется в бедных странах: там больше работают под открытым небом, а если этим и занимаются в помещениях, то последние едва ли оснащены кондиционерами. Легко представить себе, как в подобных условиях повышение температуры сначала затрудняет работу, а потом, после достижения какой-то критической отметки, и вовсе стопорит ее.

Температура способна также влиять на ту сферу общественной жизни, которую можно назвать «поддержанием правопорядка» и которая не ограничивается непосредственной работой полицейских. Речь здесь идет о том, насколько люди, призванные обеспечивать соблюдение установленных социумом норм, способны работать на улице. Известно, например, что полицейские меньше штрафуют за нарушения правил дорожного движения, когда на дворе стоит жара; соответственно, заметив это, водители в такие дни сплошь и рядом начинают превышать установленный скоростной режим. Сходным образом, когда становится слишком жарко, гораздо реже проводятся инспекции пищевой безопасности. Более того, пока на фоне растущих температур охрана правопорядка деградирует, множатся разнообразные общественные проблемы: ведь финансовые ресурсы государства неизбежно начнут иссякать из-за снижения налогооблагаемой базы. Иначе говоря, когда за порядком перестают следить, бурлить начинает все, что раньше было под контролем и сдерживалось.

Наконец, рост температуры и прочие климатические изменения давят на границы человеческой ниши, воздействуя не напрямую на людей, а на те виды, от которых мы зависим. Люди, как будет описано в главе 8, ощущают зависимость от тысяч видов, хотя несоразмерно внушительное воздействие на них оказывает относительно небольшое число сельскохозяйственных культур и домашних животных. Чи Сюй и его коллеги в своих разработках смогли показать, что границы ниши человека в значительной мере обусловлены тем, в каких местностях наши посевы и наш домашний скот процветают, а в каких им приходится плохо: будь то слишком холодно, слишком жарко или слишком влажно.

Вернувшись к рисунку 5.1, легко убедиться, что современная ниша человека и ниши сельскохозяйственных культур и одомашненных животных почти полностью совпадают, особенно в тех регионах, где правят высокие температуры. При среднегодовой температуре, превышающей 20 ℃, урожайность основных возделываемых культур падает, а вместе с этим снижается и плотность населения. То есть то, что Чи Сюй и его коллеги отобразили на карте, изучив плотность населения, – это не ниша человека, а ниша земледельческих народов. Поскольку высокая плотность населения в современном мире возможна только в привязке к сельскому хозяйству, ниша с высокой плотностью проживания и ниша земледельцев сегодня, по сути, идентичны. Шесть тысяч лет назад было не так, отчасти потому, что бо́льшую часть населения планеты составляли популяции охотников-собирателей и скотоводов, для которых характерна низкая плотность населения.

Исследования показали, что изменение климата сильнее всего сказывается на одомашненных растениях и животных там, где накладываются друг на друга высокие температуры и малое количество осадков. (При этом, впрочем, ощутимое воздействие способен оказать и избыток осадков.) Неурожаи приводят к нехватке продовольствия и, как следствие, к разнообразным проявлениям нестабильности и разгулу насилия. В некоторых случаях нестабильность и насилие могут концентрироваться в тех регионах страны, которые в наибольшей степени затронуты климатическими сдвигами. А если посмотреть на ситуацию на окраинах ниши обитания человека, то там насилие, вызванное голодом, который возникает вследствие изменений климата, охватывает целые страны или даже более крупные регионы. В 2010 году аномальная жара в России, нанесшая значительный урон местному сельскому хозяйству, привела к взлету мировых цен на продовольствие. Подобные процессы могут провоцировать массовые миграции. Когда миграционные потоки устремляются в города, экономика которых держится главным образом на сельском хозяйстве, эффект может оказаться двояким. Голодное сельское население сталкивается с голодными горожанами. В этом каскаде события могут быть связаны друг с другом лишь косвенно, но тем не менее эта связь важна. Повышающаяся температура снижает урожайность; это подрывает благополучие земледельцев, гонит их в города и дестабилизирует социум. Нестабильность же в обществе сокрушает правительства.

Если Сюй и его коллеги правы в том, что касается климатических условий, которые ограничивают современную нишу и в особенности нишу сельскохозяйственной жизни, а Сян, Берк и Мигель точны в том, что связано с последствиями выселений за пределы этой ниши, то можно предположить, что влияние температурных сдвигов год от года будет прослеживаться в количественных данных, описывающих состояния мировой экономики, которые так любят собирать экономисты. К примеру, воздействие нарастающих температур обязательно должно отражаться в показателях национальных ВВП – то есть совокупной стоимости товаров и услуг, произведенных за год. Если выкладки обеих групп безошибочны, то с приближением температуры (или других природных факторов) к оптимальным для человеческой ниши значениям следует ожидать рост ВВП. Соответственно, в случае отклонения температуры от оптимума в ту или другую сторону ВВП должен снижаться – по тем же причинам, по которым в обществах возрастает уровень насилия. Падение ВВП может служить своего рода предупредительным сигналом, предвестником еще более серьезных угроз.

До недавних пор никто не занимался проверкой этих предположений; поэтому Сян, Берк и Мигель снова созвали свою команду – и принялись собирать нужные факты. Вооружившись цифрами, они рассмотрели, как изменения температуры, регистрируемые от года к году, влияют на ВВП разных стран. Финальные выводы этого коллектива прекрасно согласуются с заключениями Сюя. Получилось, что оптимальная среднегодовая температура для высокопроизводительной экономики должна составлять около 13 ℃. Кроме того, ученые обнаружили, что при температуре ниже оптимума человеческой ниши ее разовое повышение стабильно приводит к росту ВВП. Вспомните Данию, Шотландию или Канаду: в те годы, которые выдаются теплее обычного, можно дольше работать в поле – и получить лучший урожай.

И наоборот, в странах, где среднегодовая температура находилась на оптимальном уровне, ее повышение стабильно влекло за собой снижение ВВП. Например, когда температура поднимается в США, Индии или Китае, ВВП каждый раз снижается из-за того, что урожаи скудны, на улице слишком жарко, чтобы работать, а мозги затуманиваются, – и это прямо или косвенно приводит к росту насилия.

Приводимые выводы рождают закономерный вопрос: может быть, людям попросту требуется время, чтобы приспособиться и найти новые линии поведения, культурные практики, технологии? Действительно, не является ли снижение ВВП на фоне повысившихся температур всего лишь чем-то вроде шока, вызываемого новой ситуацией? Если так, то страна, которая сумеет пересмотреть трудовые привычки своих граждан или внедрить новые технологии, восстановит прежнюю производительность. Сян, Берк и Мигель рассмотрели этот вопрос с двух сторон. Вначале они сопоставили показатели ВВП разных стран, продемонстрированные на протяжении двух периодов: 1960–1989 и 1990–2010 годов. Поскольку с 1960-х общемировая температура стабильно росла (а начался этот процесс еще раньше), ученые предположили, что в первые 29 лет государства постепенно приспосабливались к новым, более теплым условиям и поэтому в последующие 20 лет негативные последствия потепления, вышедшего за рамки экономического оптимума, должны были оказаться не слишком заметными. Однако ничего похожего на такую адаптацию обнаружить не удалось. В 1990–2010 годах превышение оптимальных температурных значений оставалось столь же острой проблемой, как и в 1960–1989-м. Сказанное не значит, что люди не умеют приспосабливаться, однако это означает, что даже за два десятилетия они этого не сделали{75}.

Изучить вопрос адаптации позволяет также рассмотрение уровня благосостояния разных стран. Прежде предполагалось, что более обеспеченные страны способны смягчать последствия климатических изменений за счет своего богатства. Взять хотя бы то, что в обеспеченных странах больший объем работ выполняется в помещениях, так что прямой эффект воздействия температуры воздуха на людей не так значителен. Считалось также, что благополучные страны могут бороться с экстремальной жарой и дефицитом осадков при помощи передовых технологий – например, используя опреснительные установки. Тем не менее Сян, Берк и Мигель не выявили никакой корреляции между уровнем национального благосостояния и темпами снижения ВВП. Богатые страны страдали ровно в той же мере, что и бедные. Таким образом, вывод оказался примечательно прост: когда температура выходит за пределы оптимальной для человеческой ниши, это всегда и везде оборачивается ростом насилия, падением ВВП и, если вновь вернуться к работам Сюя, снижением вероятности выживания больших популяций.

Представляя себе нишу, подходящую для современных человеческих популяций высокой плотности, мы можем поразмышлять, куда эта ниша будет сдвигаться и что потребуется от людей, чтобы сделать вновь обживаемые условия максимально благоприятными для себя. Иначе говоря, экологи способны заранее наметить маршруты человеческих миграций ровно так же, как и маршруты переселения птиц или растений. Проделав необходимые расчеты, Сюй и его коллеги выяснили, что в будущем благоприятные для человеческого выживания и процветания зоны сократятся и сместятся: в Северном полушарии – определенно к северу, в Южном полушарии – более хаотично. Искомая область сдвинется в Северной Америке к Канаде, в Европе – к Скандинавии, в Азии – к крайнему северу России. Тем временем Африка южнее Сахары, весь бассейн Амазонки и примерно половина тропической Азии к 2080 году уйдут еще дальше от оптимума человеческой ниши в сценарии RCP4.5, в котором мы резко снижаем выбросы, или вообще покинут ее пределы в сценарии RCP8.5, который исходит из стратегии business-as-usual. К несчастью, именно в этих регионах в ближайшие десятилетия ожидается наиболее бурный рост населения. Таким образом, к 2080 году огромное количество людей будет, по-видимому, существовать за пределами экологической ниши человека. Если руководствоваться сценарием RCP4.5 (описанным в главе 4), который многие теперь считают наиболее оптимистическим в свете общемировых усилий сократить выбросы парниковых газов, то через шесть десятилетий численность населения в этих регионах составит 1,5 млрд человек; если же исходить из сценария RCP8.5 –business-as-usual, то их окажется уже 3,5 млрд.

Биологи, занимающиеся охраной природы, много размышляли над тем, как помочь видам, которым из-за изменения климата придется переселяться в поисках новых пристанищ. Подход, предполагающий создание коридоров и сохранение максимально возможных пространств естественной среды, не идеален, но он тем не менее имеет определенные преимущества и спасет тысячи, а может быть, и сотни тысяч видов.

Но нам придется изыскать также способы помочь миллионам, а возможно, и миллиардам людей обрести новые места проживания. Для этого потребуется дерзкий глобальный план, в котором будут учтены не только огромные массы переселенцев, но и некоторые географические обстоятельства. На сегодняшний день львиная доля парниковых газов, вредящих климату, производится людьми и предприятиями в США и Европе. Но при этом последствия воздействия парниковых газов на климат и через него на человека ощущают на себе в основном жители регионов, лежащих на окраинах сельскохозяйственной ниши, – то есть те, кто, по сути, никак не способствовал увеличению количества выбросов углекислого газа. Соответственно обязанность помочь миллионам семей найти новые дома и создать коридоры для их выживания ложится в первую очередь на страны, породившие нынешний кризис.

Между тем для регионов, которые, по-видимому, окажутся дальше всего от оптимума сельскохозяйственной ниши, просматриваются и другие проблески надежды. Возвратившись к рисунку 5.1, можно заметить интересную особенность. Несмотря на то что базовая ниша человека очень узка и ограничена теми же сочетаниями температуры и влажности, которые определяли его расселение 6000 лет назад, в современном варианте этой ниши появилась дополнительная климатическая зона – регионы, где очень жарко и очень влажно. В своей работе Чи Сюй и его коллеги отмечают, что эта зона в основном совпадает с муссонными областями тропической Индии. Сами ученые не пытаются объяснить такое расширение ниши, но, возможно, дело в том, что индийская культура нашла какие-то способы справляться с воздействием жары на человека, а индийское сельское хозяйство отыскало методы минимизации ее влияния на посевы. Из материалов Сюя и его коллег видно, что зной и небывалая влажность характеризуют не только климатическую нишу Индии как таковую, но и экологическую нишу индийских сельскохозяйственных культур и домашних животных. А это вселяет надежду. Из примера Индии следует, что нам нужно как можно быстрее выявить все те регионы планеты, где народы освоили навыки проживания за пределами древней ниши человека, извлечь из этих успехов уроки и приспособить их для дальнейшего широкого применения. Чем больше удастся раздвинуть нишу обитания человека, тем меньше страданий принесет нам будущее.

При этом, однако, следует помнить: наряду с тем, что индийский пример действительно содержит какие-то решения для территорий с подобным климатом, в самой Индии повышение температуры породит условия прямо-таки невиданные. Причем подобное произойдет не только с индийцами. Согласно прогнозам – по сценарию business-as-usual, да и по более оптимистичным сценариям тоже, – к 2080 году значительная часть населения нашей планеты будет обитать в условиях еще более жарких, чем те, что отличают самые знойные области сегодняшней Индии{76}.