Схема: Лорен Николс на основе карты из статьи Holt, Ben G., et al., "An Update of Wallace's Zoogeographic Regions of the World," Science 339, no. 6115 (2013): 74–78

Перемещаясь из региона в регион, люди создавали возможности для избавления от паразитов и вредителей, но одновременно развозили и самих паразитов, давая им возможность распространиться по всем географическим пределам своих фундаментальных ниш. Избавление хозяев от паразитов или хищников экологи называют «уходом от естественных врагов». Но вот для описания того момента, когда враги находят нас снова, подходящего слова нет; возможно, потому, что никакими словами не передать, насколько такой момент бывает ужасен.

Когда европейцы прибыли на Американский континент, они привезли с собой часть старых паразитов, от которых индейцы в свое время спаслись, переселившись в Америку. Кроме того, с европейцами туда попали и новые паразиты, которые эволюционировали в условиях крупных городов Европы, Африки и Азии. В Новый Свет прибыли «тысячи лишений, присущих телу»[9]. Результатом их распространения стала гибель людей в колоссальных масштабах. Десятки миллионов американских индейцев умерли в ходе так называемой «индейской демографической катастрофы». Древние города континента были разрушены, а их выжившие обитатели переселялись в другие места. Опустошение было столь значительно, что колонисты начали думать, будто Америка никогда и не была сколько-нибудь плотно заселена. В развалинах жилищ и цивилизаций они видели следы естественно вымершего народа, а не последствия болезней и геноцида{58}.

Позже паразиты с американских растений догнали перемещенные в Европу полезные культуры. С прибытием фитофторы в Ирландию картофель снова попал под власть древнего врага, от которого он некогда скрылся. Наступивший из-за этого голод обрек миллион ирландцев на гибель, а еще миллион – на переезд в другие страны.

На сегодняшний день во многих странах здоровье и благополучие людей, а также урожаи сельскохозяйственных культур зависят от двух разновидностей избавления. За первой стоит меньший размер реализованных ниш по сравнению с фундаментальными. Вторая связана с тем, что человеческие популяции и сельскохозяйственные культуры живут за пределами фундаментальных ниш своих вредителей и паразитов. Но сейчас оба варианта оказались под угрозой: первый – из-за связанности нашего мира транспортными сетями, второй – из-за климатических изменений.

Последствия связанности мира можно проиллюстрировать примером маниокового мучнистого червеца, который добрался-таки до маниока. Маниок родом из тропических зон Америки, но со временем был занесен в тропические Африку и Азию. В большей части африканских и азиатских тропиков он, оторвавшись от естественных врагов, сделался основным источником пропитания людей. Для многих жителей Африки, Азии и тропических низин обеих Америк маниок стал тем же, чем был для ирландцев картофель непосредственно перед картофельным голодом{59}.

В 1970-х маниок вдруг оказался в опасности. Новый вид мучнистого червеца, родственник тли, прибыл на посевы маниока в бассейне африканской реки Конго. Туда его случайно доставили благонамеренные естествоиспытатели, которым хотелось завезти из Америки в Африку новые разновидности маниока. Мучнистый червец оказался ненасытным пожирателем своей любимой культуры. Всего за год он мог от края до края уничтожить обширнейшие поля маниока. И если бы он продолжил распространяться теми же темпами, как в бассейне Конго, то за три-четыре года поразил бы всю Африку, а еще через несколько лет разошелся бы по всей Азии. Казалось, ничто не может остановить эту напасть: мучнистый червец самозабвенно разрастался. Его популяции увеличивались, поскольку их не сдерживали никакие другие паразиты или вредители. Все виды, которые привыкли охотиться на него, остались далеко, на его американской родине. Он убежал, избавился от них.

Впрочем, имелся-таки один способ остановить эту экспансию: надо было отправиться на его родину, найти насекомое или паразита, которые там с ним воевали, а потом запустить этого врага в те новые места, куда перебрался мучнистый червец. Такая биологическая операция, однако, представлялась трудноосуществимым предприятием. Ведь ее инициаторам сначала потребовалось бы выяснить, кто именно поедает мучнистого червеца на родине, потом доставить выявленные виды в бассейн Конго, затем вырастить внушительную их популяцию и, наконец, выпустить их на волю.

Чтобы найти врагов мучнистого червеца, нужно было знать, откуда он взялся. Но об этом никто не догадывался. В принципе, за неимением этой информации можно было бы узнать, откуда произошли его родственники. Но никто не знал, какие виды ему родственны, не говоря уже о том, где они жили. Не имея понятия, из каких краев происходит родня вредителя, можно было бы отправиться туда, где маниок впервые одомашнили, – ведь именно там, вероятно, наиболее распространены его вредители и паразиты, а также их недруги. Но опять-таки никто не интересовался географическими деталями происхождения маниока. Не имея возможности задействовать ни одну из перечисленных опций, Ханс Херрен – ученый, слишком молодой, чтобы быть осмотрительнее, но достаточно молодой, чтобы все же попытаться, – приступил к поискам. Начав с Калифорнии, он двинулся на юг. Бесчисленные поля, каждое из которых становилось зоной боевых действий, преподносили ему одно испытание за другим. В Колумбии он вроде бы нашел мучнистого червеца, но быстро понял, что это не тот червец{60}. Друг Херрена присвоил новому паразиту имя первооткрывателя, но самому Херрену пришлось продолжить поиски.

Он так и не нашел червеца, но рассказал о своих затруднениях другу, Тони Беллотти. Тот, как оказалось, в это время собирался в Парагвай: ему нужно было встретиться со своей почти уже бывшей женой, чтобы подписать бумаги о разводе. У Беллотти имелись все основания для того, чтобы попытаться развеяться. В этих попытках он и обнаружил маниокового мучнистого червеца – в родной для него парагвайской среде{61}. Затем Херрен, Беллотти и другие нашли в Парагвае осу, которая откладывала яйца в тельца мучнистых червецов. Ученые отвезли десяток таких ос в карантинную лабораторию в Англии, где случайный их побег никому не причинил бы особых неприятностей. Затем, подробно изучив биологию ос, они доставили их потомство в Западную Африку, где вопреки ожиданиям нашли способ размножить нескольких особей до сотни тысяч. Эта осиная орда была выпущена на волю; ее потомство чудесным образом распространилось по Африке, уничтожая мучнистых червецов и спасая урожаи маниока для сотен миллионов африканцев{62}. Аналогичная история позже повторилась в Азии.

Таким образом небольшая группа ученых, каждый из которых специализировался на какой-то предельно узкой области биологии, избавила миллионы людей от голода. Эти ученые стали героями благодаря своей решимости отыскать в необъятном стоге неизвестных видов иголку – осу, поражающую червеца. Но, пожалуй, еще более поразительным фактом можно считать кое-что другое: несмотря на приобретенные ими знания, никто из ученых, выследивших мучнистого червеца и прекрасно понимавших, что у вредителя должно быть множество родственников, тоже способных уничтожать маниок (как, собственно, и у ос, умеющих бороться с этим вредителем), не стал заниматься изучением ни прочих червецов, ни других ос, ни каких-то иных видов, обитающих бок о бок с маниоком на его родине. По крайней мере, интереса к деталям не было. Похоже, с подобными исследованиями придется повременить до следующей катастрофы. О масштабах непознанного людям напоминают либо приближающиеся, либо свершившиеся трагедии. Страшась надвигающейся беды или горюя после нее, человек невольно забывает о том, сколь много полезных вещей можно было бы разузнать заранее. Такая забывчивость дорого нам обходится{63}.

Ученые, конечно, ничего не забывают. Они пишут статьи и готовят доклады, где объясняют, что нужно делать. Затем они садятся за новые статьи, в которых, отбросив научные тонкости, подают очевидные сигналы тревоги. А потом, убедившись, что никто так и не удосужился их послушать, возвращаются к своей работе и делают сами что могут. Видов, которые вредят нашим сельскохозяйственным культурам, так много, а ученых, которые изучают эти виды, так мало, что мы идем от катастрофы к катастрофе. Иногда ученые в последний миг успевают помочь, а иногда нет. Между тем на планете остаются многие сотни видов вредоносных паразитов, которые еще не успели расселиться по всем местам, где способны выжить.

В наши дни автомобильные шины частично, а самолетные шины целиком делаются из каучука, собираемого с деревьев вида Hevea brasiliensis. Эти деревья произрастают в диких джунглях Амазонки, но вот на плантациях в тех же местах их выращивать нельзя, поскольку они отличаются крайней уязвимостью в отношении вредителей и паразитов. Из-за этого почти вся резина в мире производится на иных плантациях, расположенных в тропической Азии. Там каучуковые деревья, некогда сбежавшие от своих недругов, растут привольно. Но паразиты и вредители обязательно нагонят их – это лишь вопрос времени, и, когда это произойдет, все мировое производство резины, по некоторым оценкам, может сойти на нет меньше чем за десятилетие{64}.

Многие наши культуры сегодня процветают благодаря удачным избавлениям. В этом же причина процветания и многих человеческих популяций. И всегда такое избавление происходило в конкретном контексте человеческой истории, но при этом с оглядкой на географию паразитов и вредителей. Важно, однако, понимать, что география может меняться.

Вдобавок к угрозам, вызываемым перемещением видов по миру по транспортным сетям, избавление людей и сельскохозяйственных культур от вредителей осложняется наложением самих миграций на изменения климата. В качестве иллюстрации давайте рассмотрим случай с комаром Aedes aegypti.

Вирусы, вызывающие желтую лихорадку и лихорадку денге, переносятся из крови одного человека в кровь другого в хрупких тельцах комаров Aedes aegypti. Когда первые человеческие популяции прибыли на Американский континент, там не было ни упомянутых вирусов, ни этих комаров. И так продолжалось больше 10 000 лет. Люди в обеих Америках жили, не страшась ни желтой лихорадки, ни денге. Но в какой-то момент комар Aedes aegypti объявился и там. Скорее всего, его завезли на кораблях работорговцев, а потом он распространился по коридорам, созданным сетями судоходных рек и дорог, в том числе железных. Сам вирус желтой лихорадки прибыл, вероятно, тем же способом, что и комар, – на невольничьих кораблях, в телах рабов. Позже дорогу в обе Америки нашел и вирус денге: он добрался туда из Азии. Вирусы желтой лихорадки и денге, как и комары, которые их переносят, теперь живут в согретых солнцем американских широтах. И те и другие продолжат свое распространение по мере того, как климат будет меняться, а размеры и взаимосвязанность городских агломераций – нарастать.

Aedes aegypti зачастую называют «домашним» или даже «одомашненным» видом, поскольку лучше всего ему живется поблизости от людей. В городах есть нужные комару условия – прежде всего небольшие водосборники, образующиеся в старых шинах, канавах и прочих похожих местах. К тому же города чаще всего теплее, чем окружающие их природные ландшафты, а Aedes aegypti все же тропический вид: он процветает в тепле и погибает в холодные зимы. Благодаря городскому теплу он выживает даже в тех регионах, которые сами по себе для него прохладны. Например, одна из популяций Aedes aegypti обосновалась в Вашингтоне, округ Колумбия; здешние комары летом живут в окрестностях Национального парка, а когда зимой холодает, прячутся в разнообразных коммуникациях, сооруженных человеком в подземелье столицы США. Большинству видов изменение климата не сулит ничего хорошего, но теплые уголки в городах позволят теплолюбивым городским видам переселяться все дальше к северу, опережая неприятные перемены.

Aedes aegypti, со скоростью пожара распространяющийся по городским коридорам, мигрирующий из тропиков к северу и научившийся выживать в холодные зимы, несет смертельную опасность как для большей части Соединенных Штатов, так и для других стран мира. Условия для выживания, которые требуются вирусам желтой лихорадки и денге, слегка отличаются от условий, необходимых переносящим их комарам. Но если комарам где-то удалось «зацепиться», то и вирусу удержаться там будет намного проще. Исследования, в ходе которых ученые задействовали все свои познания о биологии Aedes aegypti, чтобы спрогнозировать его распространение, показывают: значительная часть восточного побережья США столкнется с этими комарами, а также риском эпидемий лихорадки денге уже в ближайшие десятилетия. Придется ли одновременно опасаться и желтой лихорадки, будет зависеть от нескольких факторов: тонкостей взаимодействия между ее вирусом и вирусом лихорадки денге (они будут определяться иммунной системой человека), от распространения и численности Aedes aegypti, от распространения и численности Aedes albopictus, другого занесенного в США комара, с которым конкурирует Aedes aegypti, и от распространения других видов млекопитающих, в которых живет вирус желтой лихорадки. Что нам известно доподлинно, так это то, что значительная часть юга Соединенных Штатов столкнется с непривычными трудностями, связанными с комарами Aedes. Эти проблемы будут включать в себя не только сложную комбинацию вирусов денге и желтой лихорадки, но также и атаки вирусов, вызывающих лихорадки чикугунья, зика и майаро. Но при этом еще важнее то, что, сшивая мир воедино и меняя климат, мы переселяем паразитов, которые способны жить в любом регионе, и одновременно устраиваем для них перемещения в географических рамках их фундаментальных ниш.

На первый взгляд делать предсказания относительно будущей судьбы паразитов не труднее, чем предсказывать судьбы птиц, млекопитающих или деревьев. С паразитами, однако, есть дополнительная загвоздка: их жизненные циклы, как правило, сложнее, чем у всех перечисленных. К тому же паразиты, как правило, изучены хуже, чем позвоночные или растения (среди прочего виной тому закон антропоцентризма). В итоге получается, что если рассматривать каждый вид паразитов в отдельности, то невольно опускаются руки – от бесчисленных подробностей и масштабов непознанного. Данные, описывающие распространение различных видов паразитов, за редким исключением, крайне скудны. Недавно мы с коллегой показали, что о географии распределения видов птиц, даже самых редких, мы информированы гораздо полнее, чем о географии самых обычных человеческих паразитов{65}. Это так, даже с учетом меньшего числа видов паразитов человека, чем видов птиц. С учетом этой обескураживающей реальности ученые стараются, как правило, сосредоточиться на отдельных, самых опасных паразитах, и поэтому о возможных местах распространения, скажем, малярии или лихорадки денге мы знаем довольно много. Но это оставляет за кадром большую часть вредоносных видов; а если еще вспомнить, что переселяться предстоит паразитам не только человека, но также домашних животных и сельскохозяйственных культур, то задача предстает абсолютно безнадежной, а шанс хоть в чем-то разобраться ничтожен. К счастью, имеется хорошая подсказка, которая может здесь пригодиться.

Климатологи научились довольно точно предсказывать будущий климат в различных частях планеты в зависимости от тех или иных сценариев человеческих действий. Поэтому, выбрав интересующий нас регион – к примеру, Нью-Йорк или Майами, мы можем, предварительно изучив его будущий климат, отыскать на карте регионы с таким же климатом. Тогда, зная, какие виды паразитов обитают там, можно прикинуть хотя бы частично, какие виды в будущем заселят Нью-Йорк или Майами, то есть определить своего рода города-побратимы по паразитам!