На самом деле Корней зачастую озвучивал те же мысли, что были у самого Дарника, но, высказанные сопливым мальчишкой, они как бы утрачивали свой пугающий смысл и позволяли придумать им подходящее противоядие. Так, с помощью бродников Буртыма и Сеченя была подобрана целая ватага тайных гонцов, которые под видом купцов должны были пробираться из Туруса в Липов наземным путем, а ватага гребенцев под видом путников отправилась с купеческими ладьями в русские княжества рассказывать на торжищах правду про захват Туруса.

Несмотря на нестихающую летнюю жару, календарный свиток непреложно указывал, что уже наступила осень и пора двигаться на север. Отправив на ладьях двести освобожденных рабов в Малый Булгар и оставив Бортю жалованье для гарнизона и достаточный зимний запас зерна, тысячное войско снова тронулось в путь. Домой Дарник решил идти новой дорогой: вдоль Ловли и через Остёрское княжество.

Первые четыре дня пути оказались самыми трудными. Местные бродники были более воинственны, чем их южные сородичи, и могли доставить немало неприятностей любому войску. Именно это мешало стать Ловле важной торговой рекой, ведь в ее верховьях имелся еще более короткий волок на Итиль, чем через реку Калачку. Не желая ввязываться в ненужные перестрелки, Дарник заблаговременно высылал вперед переговорщиков, которые предлагали ловленцам дирхемы за проход через их земли. Лишь однажды дарникцам пришлось показать зубы, когда жители одного островного селища запросили уж чересчур непомерную плату. Конники с колесницами окружили остров с двух берегов и, сокрушив камнеметами невысокий плетень, вплавь переправились через узкие речные потоки и ворвались в селище. Убивали, впрочем, мало – князь дал строгий наказ только всех хватать и вязать. Так и двинулись дальше, уводя с собой полторы сотни жителей селища со всей их скотиной и домашней утварью.

Миновав земли ловленцев, войско подошло к остёрскому городищу Березе, откуда одна дорога вела на запад, к столице княжества, а вторая – на восток, к самому северному владению Хазарии Черному Яру, закрывающему верхний волок на Итиль. Дав воинам день отдыха, Рыбья Кровь повел их по восточной дороге. Пятнадцать верст легкого пути, и вот он, Черный Яр, на берегу удобной речной бухты в окружении овражистых гор. Сама крепость, сложенная из известковых плит, стояла на неприступной горе и хорошо прикрывала спуск к бухте, где располагался городской посад.

Про осаду Калача здесь уже знали, и приближение липовцев восприняли со всей серьезностью. Еще не закончена была разбивка походного стана, а к шатру Дарника уже трусили на упитанных лошадях черноярские переговорщики.

– Чего хочет достойный князь? – был их главный вопрос.

– Торговать на вашем торжище, – простодушно отвечал им Маланкин сын.

– Разве для торговли нужно такое большое войско? – резонно заметили ему.

– Я очень пугливый купец, и мне для охраны моего товара любого войска мало, – под смех своих приближенных признался липовский князь.

Как черноярские переговорщики ни допытывались, он твердо стоял на своем: у меня сорок повозок товаров, и мне нужно их продать. В доказательство прямо возле ворот походного стана разложил на земле те награбленные товары, которые не удалось продать на турусском торжище. Два дня пролежали они, никем не тронутые, а потом из торгового посада явились купцы, которые скупили все сорок повозок калачских товаров оптом, не торгуясь, – присутствие у городских окраин грозного войска могло обойтись гораздо дороже. Пока повозки с товаром одна за другой уезжали мимо крепости к торговой гавани и возвращались назад пустыми, все войско не уставало хохотать:

– Вот это торговля! Ну и князь! Никому такого не придумать! Каждый год будем так торговать!

Выгодную продажу отметили пиром, и на следующее утро войско двинулось назад, на запад. Воины шли ходко – князь обещал им окончательно расплатиться только в Липове, поэтому стоило поторопиться.

В пяти верстах от Остёра встречать Дарника выехало целое посольство тиунов князя Рогана. За ласковыми и хвалебными речами даже ребенок мог почувствовать скрытый вопрос: с мирной ли целью идет войско к столице их княжества? Ответил Дарник на него, только когда его хоругви разбили свой стан на виду у города:

– Ваш князь должен мне шесть тысяч дирхемов.

– Как шесть, когда всего четыре? – возразил главный тиун.

– Четыре были год назад, сейчас шесть. Если у князя нет денег, то мы придем в следующем году, но уже за девятью тысячами монет.

Такие расчеты вряд ли могли обрадовать остёрского казначея, и к концу того же дня в стан липовцев привезены были все шесть тысяч дирхемов. Однако дарникское войско не спешило уходить, нервируя местных вельмож и развлекая простых горожан зрелищами больших военных игрищ. Приглашение Рогана на пир Рыбья Кровь отклонил, и это прозвучало так, словно старший и более знатный не хочет пировать с младшим и не столь славным. В сам город Дарник тоже не пошел, зато вволю давал созерцать себя остёрским жителям во время игрищ – княжеские повадки стали уже частью его поведения.

Пока войсковые хозяйственники делали на торжище необходимые закупки, Рыбья Кровь с малой дружиной, совершив большой переход, посетил Окуни. Оставленный там год назад гарнизон влачил жалкое существование. Дважды отбивался от сарнаков, за что окуневцы безропотно снабжали своих защитников продовольствием, но и только. Появление Дарника здесь восприняли как милость богов, особенно после того, как крепостным гридям было выдано все их годовое жалованье. В большинстве накопившихся спорах между гарнизоном и окуневцами князь стал на сторону последних, ухитрившись при этом отвоевать определенные привилегии и для гридей. Они получили отдельные выпасы и сенокосы для своих коней, землю под отдельные дворища и исключительное право охранять торговые караваны окуневцев по твердой цене. Собрав в качестве податей излишки кож, пряжи и пеньки, увеличив гарнизон и взяв с собой всех желающих перебраться в Липов, Рыбья Кровь отбыл восвояси, весьма довольный своими распоряжениями.

В Остёре его ждали гонцы из Липова с известием о новых бесчинствах пришлых гридей. Быстро собравшись, войско двинулось домой. Двести верст преодолели за шесть дней. Наслушавшись рассказов про поджоги и убийства, Дарник ожидал увидеть свою землю сплошь выжженной и опустошенной. На самом деле ущерб был не так уж и велик. Все восточные вежи и селища остались в целости. Сильно пострадала лишь западная часть княжества. Большинство боевых веж устояло, зато сожжены были почти все примыкающие к ним селища. Попытки Быстряна самому нападать на разбойные отряды ни к чему не привели – те, избегая прямого боя, просто исчезали в лесной чаще. Кроме нападения на смердов и их семьи пришлые гриди бессмысленно сожгли и вытоптали немало полей, истребили половину скота, уничтожили все мосты через овраги и речушки. Это была откровенная месть лично ему, Дарнику. И она достигла своей цели – липовцы встречали князя, опустив глаза. Никто ничего не говорил, но ясно чувствовалось, кого именно они считают виновником своих бед. Его новые победы никого не порадовали, а, казалось, только обозлили всех.

Необходимо было предпринять что-то такое, что резко изменило бы сложившееся положение. В темнице на воинском дворище ожидали своей участи пятеро плененных пришлых гридей. Весь Липов жаждал их крови, гадая, какой именно казни они подвергнутся. По подсказке бездумно-кровожадного Корнея пятерку пленных темной ночью тайно вывезли в дальний лес и под наблюдением булгарских лекарей отрубили им кисти рук и ступни ног. Лекари нужны были, чтобы разбойники не истекли кровью. Несмотря на все предосторожности, один из гридей скончался. Наутро четыре человеческих обрубка привезли на торговую площадь и усадили на самом видном месте. Народ вывалил на площадь и ахнул, мстительное чувство липовцев вмиг оказалось насыщено сверх всякой меры. Специально приставленные воины охраняли «куклы», а две рабыни кормили и обихаживали их.