Трое хорунжих, Быстрян, Меченый и Борть, рьяно занимались подготовкой своих хоругвей, удивляясь при этом, что князь не уделяет никакого внимания предстоящему походу и не говорит, кому оставаться дома.

– А чего тут много думать, – отвечал им Рыбья Кровь. – Выйдем и все решим. Кому идти, а кому оставаться.

Его загадочные слова прояснились, когда одним солнечным утром стан на левобережье был разбужен звуком трубы, и вместо боевых занятий ополченцы переправились на правый берег Липы, подхватили там тридцать повозок и двадцать колесниц и двинулись с ними по южной дороге. Заполошно скакали вдоль колонны гонцы и вожаки, стремясь никого и ничего не забыть, дергано вышагивали пешцы, не входя еще в неторопливый, сберегающий силы ритм движения, не держали строя всадники на беспокойных от общей сумятицы конях, наезжали друг на друга повозки и колесницы.

– Так мы уже в походе или нет? – не могли взять в толк сотские.

– В походе, – успокаивали их хорунжие, уже понимая, чего хочет Дарник: освободиться по дороге к Малому Булгару от слабых и невыносливых ополченцев.

Князь был здесь же, проезжал вдоль колонны туда и обратно, иногда спешивался и на своих длинных ногах легко обгонял медленно двигающееся войско, словно для него это являлось увеселительной прогулкой, и только. Внезапный ливень еще больше раззадорил его. Побеждать стихию и собственную усталость – что может быть приятней? Глядя на бодрость военачальника, веселее шагали пехотинцы, выпрямлялись всадники, молодцевато подбоченивались колесничие и возницы. Иногда Дарник останавливался, и Селезень тут же доставал чернильницу и тонкую бересту, чтобы князь мог послать нужное распоряжение в оставшийся позади Липов.

Шли в доспехах, с мечами и клевцами за поясом. Щитникам разрешено было лишь положить на повозки щиты, а лучникам – боевые цепы и двуручные секиры. Стараниями Меченого вес доспехов у пешцев был уменьшен до двадцати фунтов, но и они через десяток верст непосильной тяжестью начали давить на непривычные плечи. Еще не успели достигнуть полуденной стоянки, как увидели нагоняющие их с попутным ветром ладьи, везущие военные припасы: переносные камнеметы, разобранные большие пращницы, ящики с подковами и наконечниками стрел, запасное оружие и одежду, а также съестное: муку, крупы, вяленую рыбу, копчености. Ополченцы провожали их завидными глазами.

Две дневные стоянки и одна ночная были подготовлены заранее, тем не менее к исходу второго дня, преодолев восемьдесят верст, новобранцы оказались изрядно вымотанными. Малый Булгар уже превратился в настоящее городище с банями, торжищем и деревянной пристанью. Многие булгары, включая и пленных, за зиму и весну женились на местных невестах и вполне освоились на новом месте, засеяв огороды и заведя домашний скот. Неженатые горели желанием присоединиться к дарникскому войску.

Как хорунжие и предполагали, во время двухдневного отдыха в Булгаре Рыбья Кровь произвел большой смотр всему войску и четыре сотни ополченцев выбраковал: две должны были набираться сил и ждать, когда за ними вернутся ладьи, а две под началом Быстряна возвращаться со всеми повозками в Липов. Его хоругвь и сотню катафрактов Дарник передал сотскому арсов Головану.

– Ты единственный, на кого я могу положиться в Липове, – объяснил он главному воеводе. – Готовь еще больше домов и земли под пашню, никто не знает, что мы идем не за дирхемами, а за людьми.

С судовыми командами и булгарским пополнением у Дарника оставалось десять полных сотен бойцов. Почти половину разместили на ладьях, еще двести ополченцев погрузили на большие плоты, привязанные к ладьям, а коннице и колесницам предстояло двигаться берегом.

Сам князь поплыл на боевой ладье норков. Она была в полтора раза длиннее привычных словенских судов и даже за счет одного своего вытянутого корпуса двигалась заметно быстрей, не говоря уже о почти двойном количестве гребцов. Испытав ладью на широком русле Липы в скорости и разворотливости, Дарник остался ею очень доволен и решил на будущее строить только такие суда.

Те, кто поплыл вместе с князем, сильно ошиблись, думая, что им особенно повезло. Дарник, как и при движении походной колонны, то пропускал караван судов мимо себя, то вырывался далеко вперед, осваивая прямо на ходу систему дальних сигналов о взаимных действиях всех ладей: кому оставаться на середине русла, кому куда направляться и высаживаться, и так далее.

Поначалу плыли с криками и улюлюканьем, ладьи устраивали между собой гонки, поднимая тучи брызг, или возились с парусами, не успевая поймать нужный ветер и крутясь из стороны в сторону. Особенное веселье царило на плотах, где сталкивали в воду зазевавшегося ополченца и бросали ему конец веревки, или на ходу пытались ловить рыбу удочками. Дарник замечаний не делал – пусть потешат себя. Часто останавливались, поджидая береговой отряд, иногда приходилось даже устраивать для них переправу через неширокие, но труднопроходимые речные притоки. На ночевках обносили стан легкой булгарской изгородью из жердей с натянутыми между ними полотнами. Из-за жары палатки ставили лишь сотские и хорунжие, да и Дарник чести ради считал необходимым ночевать в просторном сарнакском шатре, рядовые воины в живописных позах устраивались прямо на земле, завернувшись в плащи. Несмотря на отказ вожаков от наложниц, женщины в войске все же были: пожилые «мамки», увязавшиеся за своими сыновьями и мужьями в качестве поварих и прачек. Рыбья Кровь согласился их взять, потому что по себе знал, как угнетающе действует постоянное присутствие вокруг одних мужчин.

Селища и городища попадались редко, да и те, стоило флотилии приблизиться, тут же пустели, женщины и старики угоняли скот в леса, оставляя на берегу конные ватаги вооруженных мужчин, готовых обстрелять незваных пришельцев из луков и тоже ускакать в лесную чащу. Многолюдные ладьи с верховий Липы пока еще означали для них лишь набег хищных арсов. Дарник все селения наносил на карту, отмечая наиболее подходящие места для будущих сторожевых веж.

Когда через несколько дней выбрались на Танаис, селений на берегах стало больше, и их жители никуда не прятались. Эти земли принадлежали вольным бродникам, которые всегда могли рассчитывать на военную помощь из соседних городищ. Вскоре миновали реку Медяницу, в чьем верховье находился Остёр, и все поняли, что цель похода не итильский Казгар, а Хазария, а может, даже ромейские города на Сурожском или Русском море.