– Вы не возражаете, если церемонией будет руководить тот, кто больше всех искушен в них? – Рыбья Кровь выразительно указал переговорщикам на ромея.
Никто не возражал. Недавние соратники смотрели на своего командира с пытливой настороженностью: каково теперь будет им? Дарник их не успокаивал – ему и самому это было неизвестно.
Насчет искушенности Фемела в любых торжествах Маланкин сын оказался прав – ритуал княжеской коронации на войсковом дворище Липова был проведен как надо, особенно учитывая, что никто из присутствующих его прежде не видел. Окуривание благовониями, окропление вином и водой, осыпание зерном и дирхемами, возложение на голову наспех изготовленной короны из серебра – все прошло без сучка, без задоринки. Некоторая сбивка произошла только при произнесении клятв: лучших людей князю и князя – войску и городу Липову. Сотские и вожаки с непривычки запинались, а слова Дарника не всем были слышны.
– Ты даже не представляешь, во что ты ввязался, – прошептал Фемел Дарнику на ухо.
– Ты, я думаю, тоже, – отвечал ему шестнадцатилетний князь.
Даже самый простодушный липовец понимал, что теперь в их городе наступает нечто совершенно новое и ни на что не похожее.
Часть четвертая
1
– Не могу понять, почему тебя, чужака, они так хотят себе в князья? – допытывался Фемел перед самой коронацией. – Одно дело – военные победы, но ведь ты теперь еще и княжеский суд над ними вершить должен. Уже показал, как будешь судить. Я понимаю, казнил полюбовника своей жены, так еще и его напарника, который ни в чем не виноват. И они такое чудовище себе в князья…
– Я дал всем четверым достаточно времени, чтобы убежать. Все липовцы тоже говорили им: уезжайте. А они не уехали. Это уже не бесчестие, а бесчестие и насмешка. Я сделал все правильно.
– Но они рассчитывали на твое снисхождение.
– Ты разве не был на похоронах? Даже родня только оплакивала их, и никто не произнес ни одного проклятия в мою сторону.
– И что это значит? – Фемел не скрывал своего полного недоумения.
– А то, что я свой княжеский суд буду вершить, несмотря ни на какую кровную или дружескую связь. Пять преступников все лето сидели в их погребах, потому что их сразу в гневе не убили, а в спокойном состоянии никого убивать не осмеливаются. Наказывать без гнева и независимо от родни может только чужой приглашенный судья или князь. А разве у вас в Романии не то же самое?
– У нас в Романии это освящено тысячелетним обычаем, – оскорбленно поправил Дарника бывший купеческий наставник.
– А у нас в Липове это будет освящено моими капризами, – в тон ему отвечал Дарник.
Он действительно нисколько не боялся новых для себя обязанностей, самонадеянно полагая, что князь – это всего лишь главный воевода, и ничего больше. Ну, придется вершить суд над простыми липовцами и пришлым людом, ну, вовлекут в хозяйственные дела, ну, будет на равных разговаривать с другими князьями и принимать их посланников.
Фемел, однако, решил как следует просветить своего «господина».
– Учти, теперь за каждым твоим шагом следят не только липовцы и арсы, но и в каждом княжеском городе с нетерпением захотят знать, что там новый князь начудил, – уже на следующее утро после коронации вещал он Дарнику. – Поэтому ты не в два раза должен быть лучше соседнего князя, а в десять раз. Пора добывать славу не только кровожадностью, а чем-то еще.
– И чем же? – спросил, лениво потягиваясь, Маланкин сын.