Накатывает смех. Готова биться об заклад, Пашка даже не догадывается, какую масштабную битву я организовала сразу после его звонка. Эдакую локальную войну со своими генералами, потерями и захватами. Не берусь сказать только, кто победил – сама не имею понятия.

Без пятнадцати семь я уже сижу за столиком. Пашки еще нет, и я осматриваюсь. Мне нравятся царящие вокруг минимализм и строгость – мне теперь все нравится. Каждая вещь функциональна, нет никаких излишеств, несущих дополнительную бессмысленную нагрузку. Сиденья деревянные, и спина остается ровной и прямой, держа тело в приятном напряжении. Столешницы квадратные, с плавными, сточенными конфликтными углами – дизайнеры знакомы с психологией переговоров. Никакой искусственной зелени: ни мертвых цветов, ни нарисованных деревьев. Стекла окон настолько прозрачны, что складывается впечатление, будто их нет вовсе, и можно встать и уйти прямо через стены. Живая музыка отсутствует, с динамиков по углам негромко стелется классика. Глазу буквально не за что зацепиться, и оттого волей-неволей взгляд будет возвращаться к лицу собеседника. Единственно яркими красками выделяются наряды посетителей.

Без десяти. Пашки еще нет. Я заказываю воду и изучаю посетителей. Через два столика от меня двое неопрятных мужчин – идеальные костюмы, блестящие лакированные ботинки, уложенные волосы, но что-то так и кричит о запущенности, – поглощают свой ужин. Один из них, тот, что сидит лицом ко мне, зачерпывает серебряной ложкой из тарелки, наклоняет голову и глотает. На миг под щеткой усов обнажаются прокуренные зубы, которые затем поспешно и деловито прячутся за сухими губами. Отворачиваюсь.

Классика сменяется джазом. Посетители чуть оживают. Снаружи в окно заглядывает случайный прохожий. Тут же, шипя и отплевываясь, отскакивает, облитый водой из лужи. Спрятавшись от мира за наушниками, замкнуто и равнодушно проходит молодой человек.

Без пяти. Пашки нет. Официант провожает за соседний столик пару. Мужчина отодвигает стул, предлагая спутнице сесть. Я, как заложено в моей природе, мимоходом и неосознанно отмечаю в ней недостатки: слишком яркая блуза, неподходящие туфли, вызывающий при ее бледности макияж. Наряд настолько пестрый, что завораживает своим варварством – как те яркие рисунки на щитах древних воинов, призванные отвлекать внимание. Невольно прослеживаю рисунок узора и останавливаюсь только в районе бедра. Так вот каково его предназначение. Проверяю время.

Семь.

Пашка.

Он вырос. Вытянулся и вверх, и вширь. Раздался в плечах и бедрах. Смягчились скулы, отяжелел, заострился подбородок. Оттопыренные уши присмирели, прижались плотно к голове. Волосы коротко острижены, торчат зло и ершисто. Линия губ четкая – плюс в мужчине, когда и верхняя, и нижняя губа явно очерчены и не теряются на подбородке. Красивый, прямой, не плоский нос. Глаза прищурены. Не помню, чтобы раньше так щурился – будто плохо видит. И не помню, чтобы раньше так на него реагировала – будто вихрь в душе поднялся.

– Не опоздал?

– Пунктуален как король. Здравствуй, Паша.

– Привет, Ален.

Мы обнимаемся – получается как-то само собой, и он отодвигает мне стул. Не изменился. А я? Заметил? Или еще не успел? Намекнуть, чтобы пригляделся?

– Ты повзрослел. Не узнала бы, если б случайно встретила.

– Ты тоже изменилась. Выглядишь отлично, как модель.

Не заметил.

– Ты уже заказала?

– Нет, ждала тебя.

– Давай возьмем что-нибудь поесть? Здесь долго готовят, но говорят, прилично.

– Конечно.

Разглядываю его исподтишка. Вот кому не занимать уверенности: движения ровные, спокойный разворот плеч, гладкий, без морщин лоб. Когда переворачивает меню, вижу татуировку на ребре ладони: восьмерка – три нуля – восьмерка. Да, так и должно быть, это тот образ, который я приблизительно составила в своей голове: человек, для которого сегодняшний день и сегодняшний выход в свет – не событие, а рутина. Однажды я стану такой же, как он – непоколебимо спокойной и уверенной в себе, повидавшей и пережившей столько, что такая мелочь, как встреча с одноклассником, не будет чем-то выдающимся. Но подумать только – чем он занимался, пока я сидела на месте? Это должно быть что-то невероятное, что-то захватывающее дух, что-то удивительное настолько, что мне будет даже сложно представить.