Бюлов высказал похожие мысли через месяц в письме, адресованном в Министерство иностранных дел:
Будем надеяться, что русские корабли в Порт-Артуре и Владивостоке наконец пойдут в наступление, чтобы Балтийский флот по прибытии встретил ослабшего врага. По моему мнению, проницательный русский адмирал сказал бы сейчас: «Пусть даже потонут два наших корабля, лишь бы утопить один японский»[275].
Надежды Бюлова не осуществились. Тихоокеанская эскадра ждала слишком долго, а смерть адмирала Макарова, как было описано в главе второй, положила конец наступательной стратегии России в Желтом море. Вместо этого российское военно-морское руководство решило отправить из Балтийского моря вокруг света Вторую Тихоокеанскую эскадру, чтобы изменить ход войны. Однако, чтобы достичь этого, России требовались поставки угля, и в этом предприниматели Германии и Вильгельм II увидели новую возможность извлечения выгоды из войны в Восточной Азии.
Компания «Гамбург – Америка Лайн» (HAPAG) уже подписала соглашение о поставке угля флоту России на его пути на Дальний Восток. Владельцы HAPAG не проконсультировались с Министерством иностранных дел перед подписанием соглашения, по которому они гарантировали перевозку 380 000 тонн угля к местам стоянки русского флота между Данией и Китаем [Steinberg 1970: 1974–1975]. Однако предварительно Николай II обратился к Вильгельму II с просьбой санкционировать действия HAPAG[276]. Вильгельм II санкционировал соглашение[277], несмотря на то что это привело к недовольству японцев. В докладе Арко из Токио говорилось следующее:
Даже если внешне японское правительство сохранит спокойствие, поставка угля катастрофически испортит отношение японцев к Германии, и недовольство, недоверие и ненависть по отношению к ней сохранятся на долгое время. Я не стану изучать, что наше правительство могло бы предпринять, чтобы пресечь эту угрожающую нашему нейтралитету уловку, но в нынешних интересах Германии и Японии необходимо выразить недовольство действиями этой транспортной компании[278].
Компания выступила против таких обвинений, в частности потому, что поставка английского угля также осуществлялась английскими компаниями. Руководство HAPAG утверждало, что компания продолжит поставки в соответствии с договорами, заключенными с Россией, и остановить ее деятельность может только государственное вето[279]. Пока продолжался спор вокруг поставки угля, российский император все больше ослаблял границу с Германией, потому что все больше войск отправлялось на Дальний Восток, где японцы одерживали одну победу за другой. Бюлов воспринимал это как победу германской политики во время войны:
Это событие, которого Мольтке и Бисмарк желали с тоской и надеждой, и я уже не верил, что оно произойдет. Теперь, ваше превосходительство, вы можете представить, какое впечатление произведет на его величество в России внезапный отказ доставлять английский уголь на частично английском транспорте. Его величество опустошает свою западную границу, а мы тем временем блокируем отправление его флота, препятствуя ему вернуть утерянный статус морской державы. <…> Это может привести к немедленному ответу России, а именно к подписанию англ о-русского соглашения и развязыванию войны с нами[280].
Бюлов пошел еще дальше[281]. Он предложил сообщить России, что она может отблагодарить Германию за поддержку, приняв сторону Германской империи, если та в результате поставки угля столкнется с какой-либо агрессией[282]. Он отправил Вильгельму II отчет с предложением написать царю письмо и заключить русско-германское соглашение, которое было составлено сразу после Гулльского инцидента, когда России требовалась международная поддержка. Предлагаемое соглашение укрепило бы положение Германии в Европе, обеспечив России политическую поддержку:
Будет так, как вы решите. Мы должны придерживаться единой позиции. Конечно, союз должен быть исключительно оборонительным и только от европейского агрессора или агрессоров в форме компании по взаимному страхованию от пожаров на случай поджога. Очень важно, чтобы Америка не восприняла это соглашение как угрозу. <…> Я прилагаю проект соглашения, о котором вы писали[283].
Если бы началась война против одной вражеской страны, союзник сохранил бы нейтралитет, если же война началась бы против двух и более врагов, Россия или Германия вынуждены были бы вмешаться в эту войну Николай II и министр иностранных дел в Санкт-Петербурге ответили на это предложение, указав, что пункт, описывающий
Царь высказался против этой идеи, что германский император прокомментировал с иронией:
Его перо затряслось от страха перед галлами и так ослабло, что он не смог подписать соглашения с нами <…> без их разрешения. С моей точки зрения, быть не может, что Париж не будет обо всем осведомлен до того, как царь-батюшка поставит свою подпись. <…> Из-за займов он слишком слаб перед галлами, и будет неудивительно, если Витте и мягкотелый Дамсдорф вместе завязнут в этой трясине[286].
Из-за нежелания царя подписывать соглашение в ответе Германии было необходимо закрепить перечисленные ниже пункты, поскольку иначе отчеты о переговорах могли иметь для нее негативные последствия. Бюлов указал, что необходимо:
1) сохранить в тайне предварительные переговоры и попросить об этом царя;
2) не высказывать недовольства, чтобы не подтолкнуть царя к англичанам.
Следовательно, не надо указывать на факт, что Россия начала рассматривать возможность союза;
3) продолжать следить за Англией, но не показывать нервозности;
4) дать царю понять, что в будущем русско-германское соглашение возможно, несмотря на то что сейчас он от него отказывается[287].
Вильгельм, напротив, не хотел так легко сдаваться. Он написал своему кузену:
Но я уверен, что ты сам понимаешь, что мне надо получить от тебя положительные гарантии в том, что ты будешь помогать мне в том случае, если Англия и Япония объявят мне войну из-за того, что Германия поставляет уголь русскому флоту.