8) предоставление Японии права рыболовства в российских военных водах;
9) ограничение российских морских сил на Дальнем Востоке;
10) Владивосток в будущем будет лишь торговым портом [Trani 1969: 95].
Казалось, что переговоры станут очередной битвой в этой войне. Хотя Япония имела полное право пожинать плоды победы, международная политика со времени начала войны изменилась, и Япония потерпит свое первое и единственное поражение за столом переговоров в Портсмуте.
Но японские делегаты еще об этом не знали. Американский железнодорожный магнат Джеймс Дж. Хилл (1838–1916) организовал поездку до западного побережья США в Миннесоту на одном из лайнеров «The Great Northern Steamship Company», а затем железной дорогой до восточного побережья, и когда Комура 19 июля 1905 года прибыл в Сиэтл, его приветствовало более тысячи человек, а мэр сопровождал его в прогулке по городу[207]. Ситуация, описанная Трани, кажется парадоксальной, потому что «американцы отказывались жить рядом с японцами, но надеялись, что Комура одержит победу на конференции» [Trani 1969: 99].
Когда начались переговоры, русская армия в Маньчжурии была сбита с толку и деморализована[208], но царь отказывался это признавать. Японцы, напротив, чувствовали себя бесспорными победителями, и когда японские делегаты встречались в конце июля с Рузвельтом, они снова и снова требовали уплаты контрибуций [Gaimusho 1953:42–44]. Хотя русские вроде бы были готовы оплатить содержание своих военнопленных, делегаты из Санкт-Петербурга отказывались отдавать Сахалин, выплачивать контрибуции, передавать суда в нейтральных водах и ограничивать военно-морской флот в Тихом океане [Saul 2005: 502]. 10 августа Комура представил требования японцев [Gaimusho
1953: 61–62]. Требование сделать Владивосток исключительно торговым портом исчезло, и Рузвельт поверил в возможность договориться при такой позиции Японии. Через семь дней царь опять заявил, что Россия не будет выплачивать контрибуции и отдавать территории. 18 августа Комура снова обсуждал с Витте Сахалин. Японцы предлагали вывести войска из северного региона за 1,2 миллиарда иен и сняли требование о передаче российских судов и ограничении военно-морского флота. Так Япония начала двигаться навстречу позиции России [Лукоянов 2007:26].
Рузвельт также старался выдавить русских с Сахалина, но отношение к этому в Санкт-Петербурге оставалось агрессивным, поскольку Николай II совершенно не хотел отдавать территории и что-либо выплачивать. В тот же день в «The San Francisco Call» было опубликовано мнение Витте:
[Он] говорит своим друзьям, что прогноз безнадежный. Он не видит ни малейшего шанса найти взаимопонимание. Сегодня японцы были упрямы, демонстрировали бескомпромиссное отношение, и именно этим, более чем чем-либо еще, обусловлена уверенность русских в том, что переговоры зашли в тупик. «Мы могли бы с тем же успехом говорить с каменной стеной вместо японцев», – сказал сегодня один из представителей русской миссии[209].
В «The Sunday Star» в Вашингтоне пошли еще дальше, заключив следующее:
Развитие событий в течение нескольких последних дней показало нам, что если какая-либо сторона и пойдет на уступки, то это точно будет не Россия, и японцы начали это понимать. Они понимают, что сдвинуть дело с мертвой точки должны они, или этого не сделает никто. Истинной причиной пессимизма русских на прошлой неделе было то, что они знали, что не могут отступить, и не верили, что отступят японцы. <…> Россия, однако, не в том положении, чтобы не идти на уступки. Она уже приняла позицию Японии по восьми пунктам из двенадцати. Теперь она остановилась на этой отметке и отказывается сдвинуться даже на один пункт. <…> Игра была доиграна до конца, и когда стало очевидно, что Россия скорее совсем уедет с конференции, чем согласится уступить еще хотя бы по одному пункту, японцы начали думать об уступках со своей стороны[210].
В это же время Рузвельт обратился к Вильгельму II, чтобы оказать дополнительное давление на Николая II в Санкт-Петербурге. Однако царь 22 августа 1905 года впервые приказал Витте прервать переговоры, предельно усиливая давление. Мейеру удалось убедить Николая II отдать половину Сахалина, но на контрибуции он не соглашался. Рузвельт предупредил японцев о том, что, если они будут настаивать на контрибуции, это может привести к прекращению переговоров и изменению баланса общественного мнения [Лукоянов 2007: 28; Trani 1969: 144–148].
23 августа 1905 года Комура предложил Рузвельту компромисс, который живым языком был описан в издании «The SemiWeekly Messenger» в Уилмингтоне в Северной Каролине:
Это был переломный момент – момент, к которому вели все предыдущие события конференции. Были подписаны протоколы, включающие в себя соглашение по восьми пунктам из двенадцати представленных Японией. Одна из сторон должна была сделать следующий шаг, в противном случае конференцию можно было бы считать оконченной. Стороны сидели за столом друг напротив друга. Конечно, всем было ясно, что должно было произойти, и это только накаляло ситуацию. Фигурально выражаясь, президент Рузвельт внезапно зашел в комнату, где происходили переговоры. Г-н Витте молчал, и ход в большой дипломатической игре перешел к Японии. Барон Комура в нескольких словах объяснил, что Япония в своем желании заключить мир готова внести некоторые изменения в оригинальный текст статей в надежде на то, что Россия сочтет их приемлемыми и примет их. Затем он представил г-ну Витте в письменном виде предложение о компромиссе, которое предложил президент Рузвельт. <…> Это был компромисс президента Рузвельта, и Витте знал, что это решение удовлетворяет барона Комуру. Предстояло проверить, не блефовал ли он[211].
Витте вновь повторил, что Россия «не заплатит ни копейки». Ниже журналист заключил, что «перспективы туманные, многие думают, что они еще никогда не были так туманны, как сегодня»[212]. Предложение Рузвельта не было принято, несмотря на то что оно бы, как писали в «Daily Press» в Ньюпорте в Вирджинии, «отлично позволило удовлетворить требование японцев в отношении возмещения затрат на ведение войны [и] одновременно с этим позволило бы русским дипломатам заявить, что они не уступили ни пяди земли и не заплатили ни копейки военной дани[213].
Настала очередь Японии либо прервать мирные переговоры, либо выступить с предложением, с которым русские могли бы согласиться. Комура доложил о ситуации в Токио [Gaimusho 1953: 107–108], тогда как в России поддержку царя снова получили милитаристы. 28 августа 1905 года Витте было вновь приказано закончить мирные переговоры и вернуться в Россию, но он отказался подчиниться. Казалось, что японцы были более склонны принять совет Рузвельта, чем русские, и они наконец отказались от требования о назначении контрибуции во имя заключения мира [Gaimusho 1953: 125–127]. Во время последней сессии 28 августа 1905 года Комура согласился на раздел Сахалина с отказом от контрибуции. Этим он проложил путь «миру, который очевидно наладил Рузвельт», из-за чего год спустя он получил Нобелевскую премию мира, а Витте стал известен как «граф Полусахалинский» [Trani 1969: 156]. Вскоре Россия начала выводить войска из Маньчжурии, оставив небольшое их количество для охраны железной дороги в северной части китайской территории [Asada 2010: 1285]. Несмотря на отступление, претензии России на сохранение особых прав в регионе остались и даже усилились из-за того, что Япония заявила о своих особых правах в его южной части [Li Narangoa 2002: 5]. Во всем мире сообщили об окончательных условиях мира[214]:
1. Признание преобладающих интересов Японии в Корее. Согласовано с Россией.
2. Вывод из Маньчжурии войск России и Японии.
Согласовано с Россией, занимающей две трети территории.
3. Передача от России Японии аренды Ляодунского полуострова, в том числе Порт-Артура и Дальнего.