— Господи, что же мы будем с ними делать? — сказал Шидловский. — Ведь даже шкафа у нас нет…

— Что за безобразие, — сказал Родзянко. — Откуда он их таскает?

Он не успел разразиться: его собственный секретарь вошел поспешно.

— Разрешите доложить… Пришли матросы… Весь гвардейский экипаж… Желают видеть председателя Государственной думы…

— А черт их возьми совсем! Когда же я займусь делами? Будет этому конец?

Секретарь невозмутимо переждал бутаду.

— С ними и великий князь Кирилл Владимирович…

— Надо идти, — сказал кто-то.

Родзянко, ворча, пошел… произнес речь… о родине… о том, что «не позволим врагу, проклятому немцу, погубить нашу матушку-Русь»… и вызвал у растроганных (на минуту) людей громовое «ура». Это было хорошо — один раз, два, три… Но без конца и без края — это была тяжкая обязанность, каторжный труд…

Куда же деть эти секретные документы?.. Нет не только шкафа, но даже ящика нет в столе…

Но кто-то нашелся:

— Знаете что — бросим их под стол… Под скатертью их совершенно не видно… Никому в голову не придет искать их там… Смотрите… — И пакет отправился под стол.

Опять Керенский… Опять с солдатами. Что еще они тащат?

— Можете идти…

Вышли…

— Тут два миллиона рублей. Из какого-то министерства притащили… Так больше нельзя… Надо скорее назначить комиссаров… Где Михаил Владимирович? (Родзянко.)

— На улице.

— Кричит «ура»? Довольно кричать «ура». Надо делом заняться… Господа члены Комитета!..

Он исчез. Исчез трагически-повелительный.

Мы бросили два миллиона к секретным договорам, т. е. под стол — не «под сукно», а под бархат…