— Означает ли это, что вы присоединились к революции? — спросил я.

— Нет… Однако я, возможно, да, — ответил он нервно.

То же замешательство и неопределенность я наблюдал в разговорах других депутатов. Капитаны, которые вели корабль государства в зубы урагана, не были уверены в своем курсе. «Плохой признак, — подумал я про себя, — хотя, может быть, я в отношении их несправедлив».

…Я вышел во двор Думы и объяснил группе солдат, что постараюсь достать для них продовольствие. Они нашли автомобиль с развевавшимся красным флагом, и мы поехали через толпу.

— Этого достаточно, чтобы повесить нас всех в случае подавления революции, — сказал я шутливо моим охранникам.

— Не беспокойся. Все будет хорошо, — ответили они.

Около Думы жил адвокат Грюзенберг. Его телефон работал, и я связался с друзьями, которые пообещали, что продовольствие для войск скоро будет подвезено.

Холл и коридоры Думы были заполнены народом. Здесь были солдаты с винтовками и пулеметами, но все еще господствовал порядок. Улица еще не ворвалась сюда.

— А, товарищ Сорокин, наконец-то революция! Наконец-то славный день наступил! — крикнул один из рабочих, мой студент; другие бывшие с ним радостно приблизились ко мне. На их лицах был свет надежды и экзальтации.

— Что вы здесь делаете, братцы? — спросил я.

— Нам сказали прийти сюда помочь организовать Совет рабочих депутатов, как в революцию 1905 года, — ответили они хором.

— А для чего необходим Совет?

— Защищать революцию и проблемы рабочих, контролировать правительство и провозглашать нашу диктатуру, — ответили они.

— Вы присоединитесь к нам, не так ли?

— Я не избран, спасибо, — сухо ответил я.

— Мы также не избраны, но это не имеет значения. В такое время нет необходимости в формальностях.

— Я не согласен с вами, — сказал я и добавил: — Возможно, что для защиты революции рабочий комитет будет необходимо сформировать, но с диктатурой будьте осторожны.

Войдя в комнату комитета, я обнаружил несколько социал-демократических депутатов и около дюжины рабочих — ядро будущего Совета. От них я получил настоятельное приглашение стать членом, но тогда я не чувствовал необходимости вступать в Совет и ушел от них на собрание писателей, которые организовывали официальный пресс-комитет революции…

«Кто избрал этих людей как представителей прессы?» — вновь спросил я себя. Вот они, самоназначенные цензоры, самонадеянная власть подавлять то, что с их точки зрения кажется нежелательным, готовящаяся удушить свободу слова и печати. Неожиданно мне вспомнились слова Флобера: «В каждом революционере таится жандарм». Но я сказал себе, что несправедливо обобщать, исходя из действия нескольких горячих голов… А тем временем залы и коридоры Думы все плотнее заполнялись толпами.

— Что дальше? — спросил я депутата, который проталкивался сквозь гущу людей.