Меня вызвали по совершенно неотложному делу…
По возвращении я застал комитет в большом волнении… Родзянко бушевал…
— Кто это написал? Это они, конечно, мерзавцы. Это прямо для немцев… Предатели… Что теперь будет?
— Что случилось?
— Вот, прочтите.
Я взял бумажку, думая, что это прокламация… Стал читать… и в глазах у меня помутилось. Это был знаменитый впоследствии «Приказ № 1».
— Откуда это?
— Расклеено по всему городу… на всех стенах…
Это был конец армии».
Новости о «Приказе № 1» потрясли Временный комитет, который теперь оказался вынужден предпринимать какие-то решительные действия. Вот в какой последовательности они развивались. Александр Гучков был лидером октябристской партии в Думе. Ее политика основывалась на согласии с октябрьским Манифестом 1905 года. Он стал военным министром в первом Временном правительстве. Павел Милюков, член кадетской партии, — министром иностранных дел. Кроме того, кадетам и октябристам (обе были правыми партиями) с марта по май 1917 года принадлежал решающий голос во Временном правительстве.
«Кажется, в четвертом часу ночи вторично приехал Гучков. Он был сильно расстроен. Только что рядом с ним в автомобиле убили князя Вяземского. Из каких-то казарм обстреляли «офицера».
И тут, собственно, это и решилось. Нас было в это время неполный состав. Были Родзянко, Милюков, я, — остальных не помню… Но помню, что ни Керенского, ни Чхеидзе не было. Мы были в своем кругу. И потому Гучков говорил совершенно свободно. Он сказал приблизительно следующее:
— Надо принять какое-нибудь решение. Положение ухудшается с каждой минутой. Вяземского убили только потому, что он офицер… То же самое происходит, конечно, и в других местах… А если не происходит этой ночью, то произойдет завтра… По пути сюда я видел много офицеров в разных комнатах Государственной думы: они просто спрятались здесь… Они боятся за свою жизнь… Они умоляют спасти их… Надо на что-нибудь решиться… На что-то большое, что могло бы произвести впечатление… что дало бы исход… что могло бы вывести из ужасного положения с наименьшими потерями… В этом хаосе, во всем, что делается, надо прежде всего думать о том, чтобы спасти монархию… Без монархии Россия не может жить… Но видимо, нынешнему государю царствовать больше нельзя… Высочайшее повеление от его лица — уже не повеление: его не исполнят… Если это так, то можем ли мы спокойно и безучастно дожидаться той минуты, когда весь этот революционный сброд начнет сам искать выхода… И сам расправится с монархией… Меж тем это неизбежно будет, если мы выпустим инициативу из наших рук.
Родзянко сказал:
— Я должен был сегодня утром ехать к государю… Но меня не пустили… Они объявили мне, что не пустят поезда, и требовали, чтобы я ехал с Чхеидзе и батальоном солдат…
— Я это знаю, — сказал Гучков. — Поэтому действовать надо иначе… Надо действовать тайно и быстро, никого не спрашивая… ни с кем не советуясь… Если мы сделаем по соглашению с ними, то это непременно будет наименее выгодно для нас… Надо поставить их перед свершившимся фактом… Надо дать России нового государя… Надо под этим новым знаменем собрать то, что можно собрать… для отпора… Для этого надо действовать быстро и решительно…
— То есть — точнее? Что вы предполагаете сделать?
— Я предполагаю немедленно ехать к государю и привезти отречение в пользу наследника…
Родзянко сказал:
— Рузский телеграфировал мне, что он уже говорил об этом с государем… Алексеев запросил главнокомандующих фронтами о том же. Ответы ожидаются…