10
М. Грушевский.
11
Цит. по:
12
Обращает на себя внимание, что ни Глеб Успенский, ни Александр Энгельгардт, ставшие первопроходцами на ниве изучения психологии русского крестьянства, не обнаружили даже признаков особой российской имперскости, особого русского государственничества. Скорее всего был прав Лев Толстой, который весьма скептически относился к способности массового русского человека, русского крестьянина проникнуться всей душой заботой о судьбе своего государства, государственническими чувствами. «Я прожил полвека среди русского народа, – писал Лев Толстой, – и в большой массе настоящего русского народа в продолжение всего этого времени ни разу не видел и не слышал проявления или выражения этого чувства патриотизма, если не считать тех заученных на солдатской службе или повторяемых из книг патриотических фраз самыми легкомысленными и испорченными людьми народа. Я никогда не слыхал от народа выражений чувств патриотизма…
Рабочий народ слишком занят поглощающим все его внимание делом поддержания жизни, себя и своей семьи, чтобы он мог интересоваться теми политическими вопросами, которые представляются главным мотивом патриотизма. <…>
В России, где патриотизм в виде любви и преданности к вере, царю и отечеству с необыкновенной напряженностью всеми находящимися в руках правительства орудиями: церковью, школой, печатью… прививается народу, русский рабочий человек – сто миллионов русского народа, несмотря на ту незаслуженную репутацию, которую ему сделали, народа, особенно преданного своей вере, царю и отечеству, есть народ самый свободный от обмана патриотизма и от преданности вере, царю и отечеству.
Веры… той православной, государственной, которой он будто бы предан, он большей частью не знает, а как только узнает, бросает ее и становится рационалистом… К царю своему, не смотря на непрестанные, усиленные внушения… он относится как ко всем насильственным властям, если не с осуждением, то с совершенным равнодушием; отечества своего же, если не разуметь под этим свою деревню, волость, он или совершенно не знает, или, если знает, то не делает между ними и другими государствами никакого различия. <…> Как прежде русские переселенцы шли в Австрию, в Турцию, так и теперь они селятся совершенно безразлично в России, вне России, в Турции, в Китае» (
13
И самое страшное, что продолжающаяся и до сих пор милитаризация сознания убивает у современного русского человека жалость к своим, к собственным детям. Жажда смерти, которая обуяла сегодня миллионы русских людей, переносится и на собственных детей. Психология войны затмила в сознании русского человека самое святое, заботу родителей о жизни детей. «Согласно данным, собранным ВЦИОМ, 49 % россиян, то есть почти половина, готовы отправить своих детей или родственников на фронт, если начнется война. 15 % хотели бы удержать детей дома. При этом в вопросе, который задавали гражданам социологи, не подчеркивается, что речь идет о справедливой войне, о защите своей земли от агрессора. Россиян спрашивают о „войне с соседней страной“, с какой страной, какова причина войны, где она ведется, не конкретизируется» (Должен ли патриотизм быть военным: НГ, 24.06.2016. С. 2).
14
15
16
17
Там же. С. 309.
18