Книги

Русская Калифорния. С Югом против Севера

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хм, словно тамплиеры и Филипп Красивый. Только мне золото общины не столь важно, как люди. Люди и есть золото, а без людей что золото — так, песок или кирпичи. Если в слитках.

— Молодёжь останется, Константин Николаевич, и твою сторону примет.

— Думаешь?

— А то ж. Не зря Никита Сыромятов в полковниках и командирах особой бригады. И с отцом разругался вдрызг.

— А в бригаде у Никиты много ваших?

— Поболее половины будет.

— Ладно, Фомич. Никитка, он на самый крайний случай. А тебе выпадает решать вопрос миром. Хотят в Неваду и в Юту? Пусть едут старцы, но без семей. Китайцев нанимают в работу, коль так приспичило. А ты обязательно скажи на сходе общины — в тех местах, куда призывают отправиться старые мудаки, мудрецами их никак не получается назвать, скоро пушки загрохочут. «Старцы» бл… выискались, сами жизнь прожили, скучно в одиночку помирать, за собой народ тянут. Раньше сжигались общинами, теперь в войну, в пекло самое зовут. Именно так и скажи, Фомич. Сможешь? Пойдёшь против своих старших?

— Пойду, государь. Бог свидетель, пойду!

Глава 9

Владимир Алексеевич Корнилов, вице-адмирал флота Конфедеративных Штатов Америки, полный адмирал флота российского в отставке и начальствующей над речной флотилией КША, сидел на берегу Миссисипи, подстелив под «седалище» старенькую шинель (всё-таки утро сентябрьское, хоть и климат не сравним с Отечеством) слушал песню, душевно исполняемую матросами героической русской речной флотилии.

Разумеется, песня была о реке и конечно же о Миссисипи: «Миссисипи, мать родная, будь же руууууусская рекааааааааа», — с душой, с надрывом выводили доблестные катерники, вернувшиеся из ночного рейда. Адмиральский повар, отставник Лукич, не усидевший с внуками и сорвавшийся «со своими адмиралами» в далёкую Америку, суетился у рыбацкой лодки, выбирая для господского стола рыбу посочнее да посвежее.

Американский журналист Сэмюэл Клеменс на смеси русского и английского доказывал Лукичу, что отложенный поваром сом не самый лучший вариант и, размахивая руками, как уловил Корнилов, рассказывал о своих рыбацких подвигах, мол с детских лет на реке, знает что почём…

С Клеменсом, привлечённым к сотрудничеству с газетой «Русская Америка» по указанию самого императора не связывался даже капитан Апушкин, ведающий контрразведкой и подозревающий «щелкопёра» в симпатиях к Северу.

— Нет бы наших газетчиков прислать на флотилию, — жаловался капитан Корнилову и Нахимову, — нынче полтора десятка лучших перьев России в Америке работают! Сам Николай Васильевич Гоголь пишет о подвигах солдат и офицеров Калифорнийского Корпуса! А тут, на русской морской базе, где новейшее оружие, секретные мины — чужак. Идёт на телеграф — откуда мы знаем кому сигнализирует. Условными знаками можно любую информацию передать под видом невинных телеграмм. А окажется Клеменс шпионом — мне быть в ответе, кому же ещё. Поверьте, ваши высокопревосходительства, только благоволение государя удерживает от устройства писаке несчастного случая!

Адмиралы сочувственно кивали Апушкину и многозначительно указывали то пальцем, то головой вверх, дескать с вождём нации не поспоришь. Интересен был статус «пенсионных флотоводцев», по идее Владимир Алексеевич и Павел Степанович русскими военными командовать не могли, состоя на службе КША, однако из Петербурга непрестанно прибывали моряки, как отставники, так и взявшие для вида «отпуск», и все они не на эскадру Истомина направлялись, а под начало «опальных» адмиралов.

Проведя почти год в бездействии и нервотрёпке, — вывести против на порядок сильнейшего флота Севера корабли Конфедерации, означало тут же их и утопить, бесславно и глупо, при сочувственном «понимании» английской эскадры, вроде бы и союзной КША, вроде бы и иногда поддающей северянам, когда те излишне приближаются к Норфолку, но инициативу не проявляющей.

Потому Владимира Алексеевича однажды и «прорвало»: читая газеты о наступлении армии Союза и оставлении Луисвилла, о больших потерях среди русских добровольцев, адмирал испросил у Роберта Ли, плотно курирующего немногие военные корабли КША, командировку в Новый Орлеан, явился на «минную матку», пароход «Томск» и нахрапом забрал шесть катеров. Экипажи сами изъявили желание повоевать на «американской Волге», не захотели отдавать изящные, «игрушечные» катера в чужие руки. Первые же удары по пароходам северян, чувствующих себя хозяевами Миссисипи, оказались настолько результативными (погибло триста солдат САСШ, перевозимых на пароходе «Св. Варфоломей») что Корнилов из контр-адмиралов флота Конфедерации «вырос» до вице-адмирала и получил задание очистить стратегическую водную артерию от вражеских кораблей, чем с успехом и занимался.

Как только в Петербурге узнали о «своеволии» Корнилова (Нахимов, по правде говоря «речную авантюру» товарища не одобрил) ручеёк командируемых в Северную Америку моряков превратился в полноводный поток. Сейчас на «русской базе» в Мемфисе в списках значатся 672 человека, пусть даже считая с американцем Клеменсом и трёмя сотнями солдат Добровольческого Корпуса, направленных для охраны флотилии и ставших волею адмирала батальоном морской пехоты. А на речной глади готовы к бою три с половиной десятка минных катеров, да пять вооружённых пароходов! Силища! Янки, получив несколько оплеух, сдав три парохода, потащили «на реку» орудия и броню с мониторов, охраняющих Атлантическое побережье. Скоро ждать ответа от неприятеля. Ну ничего, матросы рвутся в бой, мичманам, тем энергию девать некуда, дошло до того — молодых негритянок покупают для плотских утех. Нет, всё пристойно, из рабства выкупают, дают вольную и «устраивают кухаркой». Интересно другое, эти грудасто-бедрастые «Люсинды» ни в какую не желают становиться свободными и готовы ублажать и кормить белых русских господ, но исключительно в рабстве пребывая. Не нужна им свобода, которая подразумевает ответственность за свою жизнь и поступки. Так-то вот, с ходу и не разберёшься в хитросплетениях американской политики. Вначале и адмирал думал — всё дело в освобождении рабов, а оказалось экономические интересы, тарифы, налоги вызвали конфликт Севера и Юга, а судьба чернокожих так, для затравки, для оправдания передела состояний, вброшена на страницы газет…

Владимир Алексеевич, честно говоря, завидовал мичманской молодёжи, исправно охаживающей темпераментных мулаток, голосящих по ночам на весь лагерь. Он всё ж таки живой человек, не «схимник Нахимов», да и чертовки так завлекательно задами крутят, эх! Апушкин, заметив томление адмирала, предлагал содействие в «приобретении кухарки», мотивируя тем, что ничего стыдного тут нет, чопорные плантаторы, например, вовсю балуют с рабынями. Но Владимир Алексеевич, жаждущий экзотики, опасался огласки и особенно журналиста Клеменса. Ведь непременно распишет, подлец, как русский адмирал «угнетает негров»…

Нахимову легче, Павел Степанович по жизни прошёл не обращая внимания на женский пол, куда ему на седьмом десятке с мулатками блудить. Да и уехал старый друг и соратник в Константинополь-Тихоокеанский, поторопить инженеров тамошней верфи в создании «большого минного катера», специально приспособленного для речной войны, с малой осадкой и возможностью установить орудие.