– Нет, боже упаси, не эти, – остановил ее Шло. – Эти пусть потом сын носит. – Он поднял мартини и указал стаканом на запонки с зелеными камнями: – Дай-ка ты мне вон те, малахитовые.

И запонки для манжет, и всевозможные заколки и зажимы для галстука, не говоря уже о запонках для смокинга и розетке в лацкан, красовались на бархатной подложке, на столике в его комнате. Потянувшись за малахитовыми запонками, Митци увидела свое отражение в зеркале над комодом. Ткнув пальцем в сторону сокровищ на бархате, Шло опять предостерег ее:

– И не «Пьяже», пожалуйста. На сей раз лучше надену «Таймекс».

В зеркале отражалась женщина под тридцать. Почти блондинка, чуть темнее. Круглое лицо стало тоньше, скулы поднялись, подчеркивая глаза. Митци похорошела – сказывалась беременность.

– Я похожа на убийцу?

Шло встретился с ней взглядом в зеркале.

– Что ты мелешь? Ты и мухи не обидишь.

Он оттянул рукав пиджака и протянул руку. Митци отвернула отложную манжету, совместила прорези. Просунув запонку в прорезь, повернула застежку. Взялась за другую запонку.

Шло посмотрел на подругу внимательно, словно прикидывая, хочет ли что-то рассказать. А оно ему надо?

– Не смеши, а то вспотею, – ухмыльнулся он.

Смокинг душил, тело рвалось на свободу. Митци вставила вторую запонку. Ей вспомнилось, как она собирала на такие мероприятия отца – на церемонию награждения Академии киноискусств. Однажды она даже сходила с ним на награждение. И ни разу после того, как все, кто сидел рядом с ними, встали и вышли из зала. Их соседи ушли и смотрели награждение из фойе, на экране в баре. Места тут же заняли статисты, ряженые недоактеры, но чуть позже и они встали и потихоньку ушли, и вот тогда Митци Айвз испытала такой стыд, какой известен только ребенку. Она поняла, что ни одна телевизионная камера не повернется в их сторону, никто не захочет показывать островок свободных мест посреди аудитории, забитой голливудскими знаменитостями.

После того случая Митци никогда не просила отца взять ее с собой. Но запонки она ему застегивала и галстук-бабочку завязывала. А сегодня этой чести удостоился Шло. На телеэкране в спальне они наблюдали, как толпы собирались у входа в «Долби», как расставляли операторов вдоль красной дорожки и расхаживали корреспонденты в ожидании интервью со звездами.

– Вот твоего отца в роли убийцы я легко могу представить. – Взгляд Шло сверкнул в зеркале.

Митци подняла воротник со вставками и накинула галстук ему на шею, перехлестнула концы галстука под подбородком и теперь их выравнивала. Фильм, для которого Митци записала крик, номинировали за лучший звук. Номинировали совсем не за то, что там действительно был хороший звук, а по «политическим» мотивам, потому что надо было всем показать: фильм, который размазал по бетону три тысячи подростков, если считать «Империал» и то, что произошло в Детройте, – это не какой-то фильм-убийца. Был то снежный завал или точечное землетрясение площадью в один квартал, газетчики напишут то, что велят им хозяева газет.

Не все показы заканчивались катастрофами, многие проходили без каких-либо примечательных событий, но две катастрофы – это уже вполне достаточно, чтобы отпугнуть массы от кинотеатров. Сегодня сюда собрался весь «старый недобрый Голливуд», армия подопытных зверьков, призванных на обязательную службу. В надежде, что пронесет, что ничего страшного не случится, съедутся все звезды во взятых напрокат костюмах и драгоценностях, чтобы посмотреть отрывок из фильма, где звучит крик. Просто чтобы показать всему миру, что ходить в кино – безопасно.

Однако жена Шло заявила, что у нее болит спина и никуда она не пойдет, а сам Шло не стал надевать ни рубиновые запонки, ни «Пьяже». Сына Шло вообще заставили спуститься в подвал и запретили идти на церемонию, – малыш Морт, которому не исполнилось и десяти, сидел взаперти и ревмя ревел.

Митци идеально завязала галстук-бабочку. Ювелирно рассчитала длину концов, затянула так, чтобы крылышки бабочки торчали жестко, но не топорщилась вперед, и вдруг спросила:

– Я рассказывала тебе, как однажды стала героем?

Митци никогда и никому об этом не говорила, но ему все выложить не побоялась. Пожалуй, теперь, собирая Шло в последний путь, особенно хотела рассказать. Ведь он, да и весь Голливуд собирался на красную ковровую дорожку, улыбаясь поклонникам и понимая, что, возможно, все идут в братскую могилу. Поэтому теперь можно рассказать и Шло.

– Я однажды хотела помочь маленькой девочке. – Митци расправила лацканы смокинга подушечками пальцев. – Мы познакомились в центре города, в небоскребе, где она потерялась.