Она ничего не придумывала: грудь действительно выросла, соски болели.

– Кончай прикалываться, – ответил он, однако в голосе послышался скрытый восторг. Джимми притих, и стало понятно, что он застыл в недоверии.

Митци разглядывала человека в окне офиса. Он стучал по клавиатуре и щурился в сияние на экране монитора.

– Ты знаешь, что такое «вопль Гуфи»?

– Ага, – соврал Джимми.

– Это йодль, записанный австрийским лыжником Гансом Шроллем и прозвучавший впервые в тысяча девятьсот сорок первом году, в мультике «Искусство катания на лыжах». С тех пор он звучал в сотнях фильмов, тысячах телепрограмм и в видеоиграх. Можно сказать, это самая знаменитая запись человеческого голоса. Только вот Шроллю с этого ни цента не перепало.

Джимми заворочался на кровати, и пружины заскрипели.

– Никогда об этом парне не слышал.

Митци вздохнула:

– Вот и я о том же.

– Ну, – закряхтел Джимми, – когда я работаю, мне за это платят.

Было слышно, как он пошарил рукой по прикроватному столику, потом свалил что-то, зазвенело разбитое стекло – то ли пепельница, то ли бокал. Митци услышала щелчок зажигалки, а затем и почувствовала облачко дыма. Фонтейн – для некурящих, и Джимми об этом знал. Митци заглянула в свой бокал – сколько там осталось вина?

В тот же момент одиночка в освещенном окне офиса напротив, не вставая со стула, резко подался вперед; очки слетели с носа, и его вырвало прямо на стол.

Эту ночь придется пересидеть в офисе. Завтра Фостера арестуют за то, что произошло на похоронах, он сам сдастся полиции. Заголовки всех новостных порталов пестрели его именем. На бесконечных видео с похорон, снятых разными людьми, с разного удаления и под разными углами, он выхватывал пистолет из внутреннего кармана. На экране компьютера крошечный человечек наступал на толпу, сжимая пистолет обеими вытянутыми рукам. Загремели беспорядочно валящиеся складные стулья, публика из передних рядов падала на колени сидящим сзади. Скорбящие карабкались по телам упавших, яростно цепляясь за людской ком; ком лягался и молотил кулаками во все стороны. Дребезжащие колонки компьютера выплевывали звуки рвущейся одежды и человечий вой, а пальцы на экране хватались за воротники и ремни, как за перекладины стремянки. По расплющенной груде упавших тел, не разбирая дороги, неслись туфли. На другое видео попал гробик. Вот он качнулся и грохнулся на пол, рассыпая плюшевых медвежат и открытки с соболезнованиями. На третьем видео крошечный Фостер отступил от визжащей толпы и нырнул в дверь пожарного выхода.

Этой ночью он будет глушить «Джек Дэниелc» и бороздить пучины «даркнета» в поисках своего ребенка в последний раз. Помнится, он ужасно злился, когда Люсинда убегала, даже если они просто играли в салочки. Не метнись она тогда в лифт, неважно, по какой причине, сейчас семья была бы вместе. Так что похороны, можно сказать, достигли цели: заставили выплеснуть и горе, и гнев. Он избавился от зависимости, от пристрастия к утерянной дочери.

Теперь ему все равно, и это не просто онемение чувств, ведь у онемения есть оборотная сторона: боль утраты может нахлынуть вновь. Нет, уже не может быть никакой оборотной стороны.

Звук колокольчиков сообщил, что в почтовый ящик пришло письмо – ссылка от незнакомого адресанта. Может, от извращенца, а может, и нет; обычная ссылка на «Ютьюб».

Как всякий взрослый человек, Фостер понимал: то, что беспокоит одного, беспокоит и других. То, от чего не мог уснуть он, Фостер, не давало спать и миллионам других людей, и видео служило прекрасным тому подтверждением. На экране босоногая и одетая лишь в пеньюар якобы чирлидерша из старших классов неслась, спотыкаясь, по якобы лесу, погруженному в якобы тьму. Руки и лицо ее были смехотворно измазаны якобы кровью. Целые поколения зрителей уже насмотрелись неправдоподобной смертью – красиво подсвеченной, убого сыгранной, подчеркнутой музыкой. Никто уже не верит в реальность смерти. Когда тебя долго кормят ложью, ты не принимаешь правду на веру.

Миллионы зрителей смотрели, как полуголая актрисулька продирается сквозь ветки и кустарник, а ее преследует скрытая тенями фигура с мясницким ножом. Не один только Фостер счел это липой. Он поднял к губам бутылку «Джека Дэниелса». Фостер пил, но не пьянел. Безразличие пришло не от виски, а от полной неспособности поверить.

Чирлидерша тем временем сражалась со своим пеньюаром, запутавшимся в кустарнике. Убийца поднял клинок, и лунный свет блеснул на лезвии. Девица ахнула и закрылась руками. Чистое сверкающее лезвие вошло в плоть и вышло измазанным кровью; вошло вновь и вышло со стекающей струйкой крови. Чирлидершу показали в профиль – откинутая голова на фоне полной луны. Блестящие губы двигались; отвратительная озвучка не совпадала с движениями рта. Но сам крик был неподражаем. Охваченная безумным ужасом, девочка пронзительно завизжала: