Согласно «Ай-Эм-Ди-Би», фильм, в котором прозвучал крик Люсинды, называется «Кровавая баня для няни». Фостер удивился, узнав, что главная актриса – вроде как даже знаменитость. Некая Блаш Джентри играла красоток второго плана в целом поколении ужастиков. По сюжету каждого фильма прикольная сексуальная блондинка весело шутила и никак не верила в существование маньяка-убийцы, пока не становилась его жертвой. Большинство ролей заканчивалось тем, что из ее прелестного ротика пузырилась кровь.

Этот фильм до сих пор смотрели. Семнадцать лет назад, когда картина только появилась, Джентри было двадцать четыре. Значит, теперь ей сорок один, чуть младше Фостера. Теперь Блаш Джентри зарабатывала на разных игровых конвентах: на «Комик-конах», «Колдовских мирах» и «Дрэгон-конах» раздавала автографы за деньги и за деньги же позировала с фанатами на фото. В соцсетях к ней толпами валили друзья.

Старик и мальчуган продолжали перекидываться мячиком, и Фостер по наитию включил телефон. Ему достало ума не держать его долго работающим, потому что любой сигнал с вышки сотовой связи мог навести на него подразделение спецназа. Просто чтобы удостовериться, что не ошибся, пролистал свой альбом с преступниками. Сомнений не было: это тот самый старикашка. Человек, который сейчас перебрасывался мячиком с пацаном, не кто иной, как Отто фон Гайслер, печально известный бельгийский сутенер, работавший по детям. Доказательством для Фостера служил интерполовский снимок уха этого чудовища, снимок крайне низкого качества.

Отстегивая ремень безопасности, Фостер прикинул степень риска и вытащил пистолет из наплечной кобуры. Большие многоквартирные дома из красного кирпича с лужайками перед ними тянулись во всех направлениях. План родился сам собой: схватить и спасти ребенка, а потом отхерачить старого подонка рукоятью пистолета.

Внезапно рядом просигналил клаксон, треск статики рации смешался с шелестом и гулом шин. Затем на парковочное место справа от Фостера въехала патрульная машина и остановилась. Со своего места Фостер видел лишь мигалки на крыше полицейского автомобиля, зато услышал, как хлопнула водительская дверь. Не высовываясь, пригнувшись на переднем сиденье-диване, Фостер наблюдал, как патрульный в форме выходит из машины и идет к игравшим в мяч.

Затем послышался мужской голос – вероятно, заговорил фон Гайслер:

– Добрый день, офицер.

Со своего места Фостеру было видно, как патрульный протянул фон Гайслеру телефон с фото на экране:

– Простите за беспокойство, парни, не попадался ли вам этот тип?

Фон Гайслер взял телефон в руку, вгляделся в фото. Мальчишка подошел и тоже вытянул шею.

Старый подонок пихнул парнишку локтем:

– Похож на злодея, да?

А потом спросил у полицейского:

– За что же его разыскивают?

– Нападение с огнестрельным оружием. – Офицер бросил взгляд на мальчика и добавил: – И умышленное получение изображений противозаконного характера по информационной Сети.

Кем бы ни был тот, кто добрался до его офисного компьютера, искать он умел лучше, чем Фостер – удалять информацию.

– Поздравляю, – сказал доктор.

Он пристально вглядывался в горсть пепла на дне раковины из нержавейки.

Угроза беременности сильно потрясла Митци. В остальном она чувствовала себя вполне нормально: похмелье прошло, и хотелось думать, что именно с этим доктор ее и поздравил. Митци страшилась не столько появления ребенка, сколько наступления дня, когда ей придется рассказать чаду о семейном бизнесе.

Малышка Митци, затюканный и единственный в семье ребенок, выросла без матери и знала лишь отеческое воспитание. В школе она, как заевшая пластинка, трещала об одном: «Мой папочка работает в кино. Мультик, где русалочка получает себе ножки в обмен на хвост, где она кричит, озвучивал мой папочка». Дети есть дети, и одноклассникам жутко хотелось с ним встретиться. Он согласился, впустил девчонок в свою студию, в хаос бетонных комнатушек. Маленькие посетительницы закрывали глаза в звуковом колодце, а он создавал для них спецэффекты. Девочки кричали, угадывая: «Это дождь!» А он им показывал: это на самом деле шарики из подшипников катаются по дну деревянного ящика. «Это гром!» – а звук грома издавал подвешенный лист гибкого алюминия. Когда они спрашивали о записях криков, он врал. Говорил, что кричат специально нанятые актеры. Затем ставил перед гостями микрофон и записывал по отдельности каждую маленькую девочку. Они заходились от смеха, когда слушали записи с фальшиво звучащими криками. Смеялась и Митци, потому что тогда еще не знала правду.