Зачем ее пригласили в этот балаган, осталось для Митци за гранью понимания. Каждый вечер превращался в выбор: почитать классику или отправиться на тусовку с коллегами по цеху. Иными словами, провести время с талантливыми мертвецами или с живыми идиотами.

В фойе студийного кинозала их словно заточили за невидимой стеной: никто к ним не подходил, никто не обращался. Может, из-за гематом на ее шее, а может, из-за того, что неряшливо нанесла тональный крем на разбитый нос и под распухшие глаза. Впрочем, Митци знала, что она здесь изгой и по другим, более веским причинам.

Здесь каждое «Привет!» значило еще и «Я сыграю лучше других!». И даже: «Я отсосу лучше других!» Митци давно смирилась с тем, что знакомство с ней для каждого из присутствующих – позорная тайна. Она тут как подросток-кинозвезда, которую оттрахали за мгновение до совершеннолетия.

Тупица Джимми ничего этого не замечал. Она и презирала его слепоту, и в то же время хотела хоть кому-то казаться неиспорченной. Пусть даже тому, кто прямо сейчас пожирал глазами стоящую рядом актриску. Блондиночка облачилась в вечернее платье без бретелек, но с бюстом на косточках. Складывалось впечатление, что она подает сиськи на подносе. На ресницах лежал такой слой туши, что глаза выглядели как листья венериной мухоловки.

Джимми, достаточно неопрятный, чтобы сойти за миллионера-нувориша, похотливо на нее пялился.

– Это че, Блаш Джентри?

У него даже брызги из стакана полетели, когда он махнул рукой в сторону моложавой блондинки, женщины достаточно юной, чтобы осчастливить дряхлеющего миллионера, и в то же время годящейся в опытные мамашки. Кудри ее будили память об эпохе кино, когда зритель прямо из автомобиля пялился на таких блондинок, безуспешно пытающихся удрать от чудовища или психопата. Кудри выглядели еще очень даже ничего. Да и талия выглядела почти такой же талией. Блондинка словно почуяла плотоядный взор Джимми, ответив взглядом голубых глаз.

Что сейчас произойдет, Митци знала прекрасно. Через мгновение Блаш Джентри оставит своего собеседника, безвестного помрежа, и пулей рванет к Джимми, чтобы узнать, не обломится ли ей какая-нибудь роль. Да, именно так здесь строится карьера: вчера вместе косяк забивали, а сегодня ты мой исполнительный продюсер, и получается, что независимый кинематограф полностью зависит от производства марихуаны. Здесь отмываются прибыли, на которые не позарится ни один банк. Джимми, со своими татуировками и лицом, изрытым шрамами от оспы, был как раз вылитый директор по кастингу.

Не теряя ни секунды, актриса подцепила его своими голубыми глазами и немедленно оказалась рядом.

– Привет, я – Блаш. – Она протянула красивую руку. Руку, которую однажды отсекли тесаком.

Выпучив глаза, Джимми залился краской. Татуированная рука пожала неотсеченную руку:

– Джимми.

Митци тоже протянула руку, хотя на нее Блаш внимания не обратила.

– Митци Айвз, – сказала она. И добавила: – «Айвз Фоли артс».

Лишь едва коснувшись ладони Митци и даже не взглянув на собеседницу, Блаш заявила:

– Спасибо, я всегда визжу сама.

Что дальше? Актриса достанет визитку с онлайн-ссылками на свои лучшие видео? Тогда Джимми придется достать в ответ фотку своего диплома о среднем образовании. Ну вот не был он влиятельным и знаменитым, и все тут. Сразу же после этого его новая лучшая подруга ринется в толпу в поисках иных трудовых перспектив.

Все вокруг старательно не замечали Митци, однако какой-то толстячок, сплошь пузо и бакенбарды, подал ей мельком знак глазами.

– Меня ждут дела, – бросила она Джимми и отправилась в сторону фойе и туалетов.

В дамской комнате она подошла к раковине и встала так, чтобы в зеркале видеть дверь за спиной. Отражение посмотрело на нее ужасными, в кровоподтеках, глазами. Толстячок вошел в туалет без стука. Осмотревшись, нет ли здесь кого лишнего, сообщил: