И это помнит верно.

– Я надела новенькие кеды и очень боялась испачкать их.

– Красные кеды, – перебил Фостер.

– Голубые. Светло-голубые.

Снова верно. Фостер не собирался подлавливать ее, просто сам забыл нечто важное, драгоценное, а теперь с ужасом понял, что она знает больше о жизни его ребенка, чем он сам. Попробовал перевести разговор на менее явную тему:

– А наш Хэллоуин помнишь?

И услышал, как она насторожилась, словно студентка на внезапном опросе:

– Который?

– Твой первый. Тебе исполнилось четыре. – Обучение не прекращалось и в плотном потоке машин.

«Эта» Люсинда поднесла руку к губам, прикусила большой палец. Даже глаза зажмурила, напрягая память. Настойчиво потребовала:

– Погоди-ка, не подсказывай!

Фостер подгонял:

– Ты нарядилась ведьмой.

– Нет… – Она растянула слово, вспоминая, а потом воскликнула победоносно: – Эльфом!

Это был удар. Фостер резко перестроился, где-то позади забибикали.

– Эльфом?

Он на глазах терял самое дорогое, что у него было: воспоминания.

«Эта» Люсинда укоризненно напомнила:

– На мне была розовая пижамка-комбинезон и балетная пачка, помнишь?

Теперь она диктовала ему воспоминания. Эта самозванка посмела захапать все его прошлое.