1868 – синтез ализарина как главной составляющей красного красителя краппа;

1873 – ярко-розовый краситель эозин и золотисто-желтый хризоидин;

1876 – метиленовый синий и оранжевый краситель Руссена;

1877 – интенсивный красный (церазин Каро и Руссена) и малахитовый зеленый;

1878 – яркий пунцовый;

1879 – бриллиантовый зеленый;

1882 – красный краситель Якобсена (хинолиновый красный);

1883 – этиловый красный;

1888 – краситель «Эрика», оттенки от розового до карминно-красного;

1897 – начало фабричного производства искусственных индиговых красителей[601];

1913 – ярко-синий и ярко-голубой красители кумасси.

Так за относительно короткий срок палитра искусственных красителей была расширена весьма и весьма значительно. Полученные химической промышленностью результаты позволяли воспроизвести и даже превзойти краски, доступные природе. Новые красители предлагали разнообразную, интенсивную и равномерную окраску. Методы крашения были более простыми, а цена на них – более низкой[602]. Закономерно, что довольно скоро в меховой промышленности естественные красители были вытеснены искусственными.

Однако у новых модных красителей были и недостатки, в некоторых аспектах весьма существенные. Первые варианты красителей были непрочны: не устойчивы к свету, к сухому и мокрому трению, к поту. Окрашенный мех оставлял пятна на коже и ткани[603]. «Заметили ли вы, что появились окрашенные лисьи меха, которыми отделывают манто того же цвета; мы видели синие меха, фиолетовые, темно-серые, светло-серые; одни расположены широкой полосой кругом капюшона, другие узкой полосой окаймляют край манто. Эти лисьи меха, как и все крашеные меха, очень пачкают и не могут поэтому касаться кожи, – предостерегает модный обозреватель. – Ими окаймляют большие бархатные, собранные или складчатые капюшоны. Если же фасон требует, чтобы внутренняя сторона воротника была покрыта этим мехом, его покрывают тюлевым плиссе или кружевными воланами и таким образом крашеный мех не касается ни открытых плеч, ни шеи. Иногда перед манто и даже нижний край окаймлены тюлевым плиссе или кружевными воланами»[604]. Зачастую такой декор подавался (и продавался!) как модная и эффектная деталь: модные журналы рекомендовали шелковые или шифоновые рюши для отделки окрашенного меха, уверяя, что они особенно «красиво обрамляют лицо»[605], скрывая их подлинное назначение.

Известное предубеждение обывателей против новых искусственных красителей было вполне понятным, если учесть, что некоторые красители были токсичными или считались таковыми. Применение формальдегида, мышьяка и свинца в те годы было абсолютно законным. Яркие модные обновки приносили своим владельцам не только радость от приобретения, но и язвы, коросту, болезненные нарывы на коже, сыпь и другие аллергические реакции. Появилось понятие «меховой дерматит»[606].

Несмотря на обозначенные недостатки, плюсов у дешевых искусственных красителей было много, и окрашенные меха становились все более и более востребованными. С появлением красителей нового типа стали возможными сложные фантазийные работы: раздельное окрашивание волоса по его длине в различные цвета (красный, лиловый, небесно-голубой, зеленый и так далее), окрашивание частичное, верхушечное, затемнение и так далее. Появился мех с цветной «сединой» и с «обратной сединой». В яркие цвета окрашивались не только сами меха, но и ткани, кружева и даже вуалетки – абсолютно все материалы, использующиеся при изготовлении наряда[607]. «Мода произвела переворот!» – обоснованно утверждала пресса[608], тем более что «нынче даже дорогие меха подкрашиваются по капризу моды»[609]. Что и говорить о мехе низких и средних сортов, модное окрашивание которых позволяло сбывать такой товар намного дороже его первоначальной цены.

Пик моды на подобный total look пришелся на годы, предшествующие Первой мировой войне. Ее стремительное распространение несколько замедлилось только с началом боевых действий[610] из-за нехватки рабочих рук на производстве (мастера были призваны на фронт) и нарушенной логистики доставки импортных красителей и оборудования.

Вместе с достижениями индустрии по обработке и окраске натурального меха быстро распространялась и множилась практика изготовления недорогого искусственного меха на тканевой основе. Основой для его изготовления была искусственная ворсованная шерсть из валяного чистошерстяного тряпья и прядильно-ткацких отбросов[611]. В зависимости от качества и способа обработки исходного сырья различали шерсть под названием «тибет», изготовленную из камвольного тряпья, «шодди» – из слабо свалянного чистошерстяного тряпья, «мунго» – из сильно увалянного чистошерстяного тряпья и «альпака» – из полушерстяного тряпья с включением вискозы и прядильно-ткацких отбросов. Все виды искусственной шерсти не отличались прочностью. Одежда из них была крайне дешевой, и поэтому занимала важную часть зимнего гардероба бедняков.

Внешний вид ворсованных материалов невысокого качества улучшался «кнопованием» – набивкой суконной пылью, получавшейся при стрижке сукна (натуральным кнопом) или же при растирании суконной и другой шерстяной ветоши (искусственным кнопом). Популярные сукна производства Лодзи содержали иногда до половины веса кнопа и других примесей: оческов, хлопка. Из кнопа также изготавливали искусственный барашковый мех, который употреблялся на опушку верхнего платья, обшивку резиновых калош, на выделку шапок. Стоимость таких товаров была минимальной, доступной даже малоимущим: на рубеже XIX – XX столетий на Нижегородской ярмарке шапки из искусственной овчинки стоили от 25 копеек до 1 рубля, из бобрика 40 копеек – 1 рубль[612]. Стоимость аршина букскина не превышала 3,80 рубля[613]. Как правило, более качественные товары такого рода были фабричного производства, кустарные предлагались дешевле и намного хуже.

В силу дешевизны и, следовательно, доступности «меховые» изделия из вторичного сырья в городской среде были популярны. Еще в 1843 году отмечали: «Миф о возрождении феникса обратился нынче в настоящую быль, касательно старого, изношенного платья и кожаной обуви. Сперва принимали просто за выдумку письмо скупого отца к сыну, следующего содержания: „При сем посылает тебе мать старый мой кафтан, сделай из него новый“. Нынче ловкая промышленность скупает повсюду изношенные фраки, сюртуки, панталоны, изодранную кожаную обувь, и делает из нее новое платье. В Лейпциге и в Шамилле (во Франции) есть уже несколько фабрик, которые старое, истасканное сукно превращают опять в шерсть, из шерсти в пряжу, а из этой пряжи делают превосходную суконную материю букскин, которая особенно употребляется на модные пальто. Иной парижский денди расхаживает по бульварам в таком пальто, сшитом из букскина, который в первоначальном виде был на плечах какого-нибудь нищего, продавшего свои старые лоскутья рыночному разносчику»[614].

Упомянутый букскин, который также бытовал под названием «бойка», представлял еще один тип искусственной материи. Внешне похожий на сукно, все чаще и чаще он изготавливался не из шерсти, а из хлопка и отбросов. Такая материя, тяжелая и холодная, сбывалась среди небогатых покупателей[615].