Одна из главных причин нежелания США подписывать Версальский договор заключалась в том, что по этому договору Япония получала все бывшие германские острова в Тихом океане. И более консервативные, и военные круги в Соединенных Штатах испытывали раздражение из-за превращения Японии в первоклассную военно-морскую державу на Тихом океане, взявшую под свой контроль морские пути между США и Китаем. Одновременно Соединенные Штаты отказались и входить в Лигу Наций, хотя она возникла по инициативе президента Вильсона.
На конференции военно-морских держав, состоявшейся в 1922 г. в Вашингтоне, Великобритания была вынуждена отказаться от возобновления своего союза с Японией. В результате баланс сил радикально изменился, и фактически с этого момента столкновение между Вашингтоном и Токио стало неизбежным.
Ситуация во Франции также изменилась. Клемансо, который во время войны был идолом французской нации, после победы превратился в объект ненависти для французских националистических кругов.
Франция рассчитывала получить от Германии левый берег Рейна. Однако президент Вильсон и Ллойд-Джордж убедили Старого тигра отказаться от этого требования в обмен на гарантию англоамериканской помощи в случае, если Германия возобновит враждебные действия. Тем не менее после ожесточенных дебатов в сенате США президент оказался не в состоянии подписать этот пакт о гарантии. В последующие годы я с болью следил за ростом недоверия, гнева и раздражения во Франции, как и за возрождением идеи о том, что «коварный Альбион» снова стал главным и исконным врагом Франции.
Из разговоров со многими представителями французского и английского правительств, а также журналистами мне стало ясно, что цели Франции и Англии в войне с Германией коренным образом различались и даже противоречили друг другу. Англия и Франция могли совместно сражаться с врагом, но у них не имелось единого плана по созданию и поддержанию мира в Европе после войны.
До того момента, когда адмирал фон Тирпиц создал могущественный германский флот, Великобритания в своей европейской политике довольствовалась сохранением баланса сил, основанного на конфронтации Тройственного союза (Германия, Австрия, Италия) и Двойственного союза (Франция и Россия). Однако после появления германского флота ситуация радикально изменилась – соответственно произошел поворот и в британской политике. Отныне целью Великобритании становилось уничтожение Германии как океанской военно-морской державы и остановка продвижения Германии через Турцию и Багдад к Персидскому заливу. В достижении этой цели Великобритания преуспела. Германию не пустили к Персидскому заливу, угроза со стороны ее флота исчезла. Согласно Версальскому мирному договору, германский боевой флот передавался Англии. Именно при выполнении этих условий германский флот совершил самоубийство – германские моряки затопили свои корабли в Скапа-Флоу. В отличие от Франции Англию не беспокоила Германия – даже сильная Германия – как исключительно континентальная держава. В таком качестве существование Германии даже считалось необходимым для сохранения баланса сил в Европе.
Для Франции же, с другой стороны, сильная и со временем способная перевооружиться Германия представляла смертельную угрозу. В руководстве Франции стало преобладать чувство глубокой тревоги, и победа уже казалась неполной. Следовало принять новые меры для обеспечения безопасности. Ненависть к Германии, накопившаяся со времен Седана, а также установление новых связей между Берлином и Москвой вынуждали французских политиков к получению более надежных гарантий безопасности.
Французская делегация на Версальской конференции настаивала на максимуме военных уступок, на унизительных «санкциях», на территориальных и экономических жертвах со стороны Германии и даже на ее расчленении.
Россия отныне оказалась отодвинута от восточных границ Германии и отделена от нее поясом малых государств, возникших из осколков бывших Российской и Австро-Венгерской империй. На эти государства, особенно на Польшу, Франция и стала полагаться как на буфер между Берлином и Москвой. Южная соседка Франции, Италия, также порвала со своими бывшими союзниками после прихода в 1922 г. Муссолини к власти.
Таким образом, коалиция держав, продиктовавших мирный договор, фактически распалась. Европа, как и до 1914 г, раскололась и разделилась на два непримиримых лагеря. Началась новая гонка вооружений. Хотя в 1920-е и 1930-е гг. проводились многочисленные конференции по разоружению, все они закончились ничем.
Мне было странно наблюдать, как те люди на Западе, которые находились у власти и определяли общественное мнение, в первые послевоенные годы были твердо убеждены, что Версальский мир станет фундаментом для новой и стабильной Европы. Эти люди верили и в то, что ради консолидации послевоенной Европы им необходимо «парализовать» Россию на 10–20 лет. Они полагали, что санитарный кордон между Европой и Россией, на создании которого настаивал Клемансо, поможет также разорвать связи между Берлином и Москвой. Они считали, что германский народ без всяких протестов и сопротивления смирится с навязанными ему узами.
В этом они жестоко просчитались.
10 апреля 1922 г. в Генуе открылась международная конференция, на которой официально присутствовали Германия и Россия. Целью конференции было обсуждение ситуации в России, общих экономических вопросов и проблемы репараций.
Одновременно Германия и Россия вели переговоры по вопросам, представлявшим взаимный интерес. 16 апреля эти страны подписали Рапалльский договор, согласно которому становились союзниками и отказывались от любых требований о репарациях.
После этого Генуэзская конференция тянулась до 19 мая, когда в конце концов прервалась, главным образом из-за Рапалльского договора и категорического отказа России выплачивать свои довоенные долги Франции. Открыто объявив в Рапалло о своем тесном политическом сотрудничестве, представители Германии и Советской России обошли молчанием самый важный и значительный факт – факт своего военного сотрудничества.
Мне довелось узнать об этом сотрудничестве годом позже, когда я входил в редакционную коллегию русской газеты «Дни», временно издававшейся в Берлине. Однажды осенью 1923 г. в редакцию зашли три немецких специалиста. Они только что вернулись из России, где работали на заводе по производству газа и взрывчатых веществ под Самарой на Волге. По их словам, данный завод был построен германским военным министерством, получившим от советского правительства право экстерриториальности. Этот завод был засекречен, и на него никого не пускали без разрешения германских властей. Сперва мы отнеслись к этому известию скептически, но затем один из посетителей показал нам документ с официальной печатью. В документе говорилось, что такой-то работник под страхом наказания за измену обязуется хранить в секрете факт своей работы в России, а также то, чем он там занимался.
Впоследствии мы узнали, что советское правительство предоставило германскому Верховному командованию подобные, но куда более обширные экстерриториальные концессии в окрестностях Липецка – города в Тамбовской губернии. В состав этих концессий входили испытательный полигон для тяжелой артиллерии, аэродром для тренировки летчиков и завод по производству бомбардировщиков и истребителей. Иными словами, все то вооружение, которое Версальский договор запрещал иметь Германии, теперь производилось в небольших количествах в Советской России.
Эти факты держались в строгом секрете, как утверждал Лев Троцкий в своих статьях, появившихся в «Нью-Йорк таймс» от 4 и 5 марта 1938 г, в дни Бухаринского процесса. В своей статье от 5 марта Троцкий проливает некоторый свет на советско-германское военное сотрудничество:
«Военный комиссариат, который я возглавлял, в 1921 г. планировал провести реорганизацию и перевооружение Красной армии в связи с переходом от состояния войны к миру. Крайне нуждаясь в усовершенствовании военной техники, мы тогда могли рассчитывать на сотрудничество только с Германией. В то же время рейхсвер, по Версальскому договору лишенный возможности развиваться, особенно в области тяжелой артиллерии, авиации и химического оружия, естественно, стремился использовать советскую военную промышленность в качестве своего полигона. Первые германские концессии в Советской России появились в то время, когда я еще был полностью поглощен гражданской войной. Самой важной с точки зрения ее потенциала, или, выражаясь точнее, с точки зрения ее перспектив, была концессия, полученная авиационным концерном «Юнкерс». По условиям этой концессии в Советскую Россию приехало некоторое число немецких офицеров. В свою очередь, несколько представителей Красной армии посетили Германию, где ознакомились с рейхсвером и теми германскими военными «секретами», которые были им любезно показаны. Вся эта работа, разумеется, велась под покровом секретности…»
В 1923 г. Эдуард Бернштейн, один из лидеров германской социал-демократической партии и первый ревизионист марксистского учения, пригласил меня к себе. В ходе нашего разговора Бернштейн сообщил мне, что расследовал связи между агентами германского правительства и ленинской группой большевиков, и спросил, какими сведениями по этому вопросу располагало русское правительство. Я поведал ему все, что знал. Вся наша информация относилась к Стокгольму и к деятельности германского посла Люциуса и его агентов. Однако, добавил я, у нас не было непосредственных сведений о том, что происходило в Берлине. Не знали мы и о том, каким образом были установлены связи между германским правительством и большевиками. Бернштейн в свою очередь раскрыл мне все, что выяснил об этом вопросе из секретных архивов различных министерств. Далее Бернштейн рассказал, что ему не удалось завершить расследование. Годом ранее он опубликовал свою первую статью о связях Ленина и Берлина. Сразу же после этого его вызвал к себе президент Эберт и в присутствии министра иностранных дел, других высокопоставленных чиновников, а также представителей армии предупредил Бернштейна, что тот будет обвинен в измене, если опубликует новые статьи по этой теме.