…Не счесть, сколько только в XIX в. взводов, полков, сколько фельдфебелей, поручиков, майоров, полковников, бесчисленное количество солдат благословил, а еще больше не благословил священник Парентий, после чего сотни тысяч (так в тексте. – Прим. авт.) Марвелиц (Маргьолиц) подолгу или понемногу лили слезы и качали красивых русоволосых Ванюшек и Марусь, которых в Молдавии и сегодня многое множество. В этом шутливом, но в то же время и грустном поэтическом экспромте А. Вельтмана своеобразно отражается особая сторона этнодемографических процессов в Молдавии XIX в.»²⁴⁷.

Внимательный читатель может заметить, что похожая ситуация могла складываться и при турках. В какой-то мере – да. Но нельзя забывать, что когда речь идет о конце XVIII–XIX в., то подразумевается время, когда религиозная принадлежность продолжала играть далеко не последнюю роль. Конечно, и турки сманивали или увозили силой молдаванок, при этом, за исключением райя, турки бывали в крае эпизодически, а русские находились в нем практически со времени начала военных кампаний.

Мозаичность подачи информации характеризует беллетристические описания молдавской повседневной культуры: «В котором-нибудь из этих селений мы остановимся. Садитесь, гости мои, под акацию; она разливает на нас благоухание свое; столетняя липа заслонила нас от солнца. Хозяин мазил уже заботится, чтоб угостить вас. Земфира и Зоица выносят приданое свое, разноцветные ковры своей работы, стелют на траву. Они не смотрят на вас, но очи их быстры и пламенны, темно-русые волосы завиты в косу, румянца их не потушит и время, груди их пышны, все они – свежесть и здоровье!

Вот несут вам кисти прозрачного винограда, волошские орехи, яблоки, сливы, груши, дыни, арбузы, едва только снятый сот, душистый, как принесенный ореадой²⁴⁸ Мелиссою. Домашнее вино легко и здорово. Чу! раздались скрыпка и кобза; два цыгана запели мититику²⁴⁹; старшие дочери-невесты собираются на джок; молодые молдаване лихими наездниками толпой подскакали к ним, слезают с коней, и все становятся в кружок. Здесь вы видите, как безмолвствуют уста их, как их взоры прикованы к земле и как движутся руки, ноги и весь кружок.

Долго продолжается мититика, и наконец следуют за ней сербешты, булгарешти и чабанешти²⁵⁰. Это веселее и живее»²⁵¹.

Вельтману удается в одном предложении продемонстрировать полиэтничность края, с его экзотикой, добрым расположением к таким, как он, «странникам», а с другой стороны, тонко подчеркнуть, что для него, приезжего, носителя другой большой культуры, молдаване, цыгане, евреи и другие народы, мелькающие в его зарисовках, лишь экзотическая мишура русской окраины: «Устал я с дороги!.. Есть, пить, спать!.. Эй! Мой, циганешти, молдовенешти, румунешти, гречешти, формошика! ди грабе! мынкат!²⁵²».

Образы Вельтмана аллегоричны, потому они воспринимаются столь образно, оставляя в душе четкий отпечаток авторского видения предмета. Этот момент еще важен в контексте нашего разговора в том плане, что анализируется творчество носителя другой культуры, пытающегося интерпретировать культуру изучаемого народа.

В.П. Горчаков, один из близких друзей А.С. Пушкина, во время его бессарабской ссылки приводит в своих воспоминаниях описание кишиневского базара. В нем, уже в другом жанре, передается атмосфера базара Кишинева того времени, о котором писал Вельтман: «Проехав таким образом с версту, мы повернули налево мимо собора, и вскоре очутились на Старом базаре, или точнее, на образцовом для меня рынке, какого мне еще не случалось видеть.

Вся небольшая площадка самого базара и прилегающие к ней улицы были загромождены небольшими, полутемными лавками и пестреющею толпою разноплеменного народа. Тут были: молдаване и греки, итальянцы и немцы, болгары и армяне, турки и жиды, малороссияне и русские крестьяне-переселенцы, сохранившие исключительно во всей свежести свой наряд и приемы»²⁵³.

Весьма образно рисует Вельтман вступление русских войск в Молдавию в ходе Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. «Однако ж войско перешло уже границу. Отряд ген. – лейт. барона Крейца вступил в Яссы. Бым-бешлы-ага исчез, а диван-эффенди²⁵⁴ и владетельный князь предались покровительству России²⁵⁵.

Народ обступил полки уланские, благословляя знамена русского царя. Восторженный этерист²⁵⁶ в черной одежде и клобуке кричал: “Виват, император Николай!” Руки его подняты были к небу, в правой была развернута книга предсказаний. “Лети, России светлый ангел!” – кричал он по-гречески.

“Venit, venit Moscal! Venit cavaleria di Imperat! slava luy domnodseu²⁵⁷! XaXarve²⁵⁸! халоса! халоса! ши ey²⁵⁹ слузил государски!” – кричало одно греческое существо, тощее, как остов человеческий, служившее при князьях молдавских и видевшее на своем веку много чудес, и, между прочим, еврея-колдуна, который вызывал заклинаниями всю нечистую силу в стакан, наполненный водою… Пир горой в стакане, шум, визг и крики; <…> но вот является старшой <…> садится нечистая сила за браный стол <…> судят и рядят <…> про судьбу гадающих, про клады, про пропажу, про виноватого, про вора… Стоит еврейский колдун над стаканом с огромным Талмудом, читает молитвы, заклинания и повторяет речи нечистой силы, предсказывает и – все сбывается!..»²⁶⁰

В данных очерках просто нет возможности анализировать все произведения А. Вельтмана, написанные по молдавской тематике: «Радой», «Джок», «Два майора», «Костешские скалы», «Урсул» и другие, как подчеркивают исследователи, наиболее этнически насыщенные творения автора о Пруто-Днестровской Молдове²⁶¹.

Творчество Вельтмана является дополнительным ярким свидетельством значительного влияния России на общественно-политические и культурные процессы в Бессарабии и в Дунайских княжествах.

У нас еще будет возможность остановиться на освещении вклада авторов художественных произведений, отразивших в своем творчестве отдельные стороны традиционной народной культуры, вопросы идентичности и межкультурного диалога. Но здесь хотелось бы отметить роль литературного слова как популяризатора знаний или по меньшей мере представлений об определенной территории и ее населении, нравах, идентичностях последнего.

Заметим, что художественные произведения читает намного большее число людей, нежели специальную (научную) литературу, поэтому трудно не оценить ее значение при формировании представлений об истории и географии определенного региона.