– На дворе уже много лет капитализм, милый вы мой, а вы всё цепляетесь за старое. Но не мне вас судить. Включайте телевизор и получите то, что хотели.

– Телевизор у меня включён постоянно. – Цветков пожал плечами.

Он прошаркал в комнату и прибавил громкость. Николай не стал заходить, а прислонившись к стене, остался стоять в коридоре. Он слушал телевизор и продолжал отгонять дурные мысли, но тут ведь как в той истории про белых обезьян.

– «…известный в нашей стране предприниматель и меценат Дементьев был арестован вчера в Гонконге… Ему выдвинуто обвинение в хранении, перевозке наркотиков, а также в организации преступного сообщества с целью их сбыта… Подобные преступления караются в Китае смертной казнью через расстрел… Местный адвокат предпринимателя заявил, что опротестует арест, но надежды на это мало, а выход под залог для подобной категории обвиняемых не предусмотрен… Министерство иностранных дел выступило с ходатайством…»

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Хотя исполнение этого желания не ограничивалось конкретным сроком, например Рождеством, Николай хотел побыстрее разделаться с пенсионером.

– Его расстреляют? – осторожно спросил тот.

– Не знаю, расстреляют ли, но приговорят к расстрелу точно. Не исключено, что приговор будет с отсрочкой, а потом по ходатайству нашего правительства его заменят на каторгу, или что там у них в Китае? Возможно, негодяя даже передадут нашим органам для отбывания наказания по месту жительства, и здесь его амнистируют или выпустят втихаря. Однако вы, милый мой, мечтали не о смерти подонка, а о смертном приговоре. Так что, получите, как говорится, и распишитесь.

У пенсионера отвисла челюсть.

– Вы как будто недовольны? – Николай надел шляпу и открыл дверь. – Но вы сами приводили Китай в качестве примера. Ну вот. Китайнее просто некуда.

Он начал спускаться по лестнице.

– Кто вы? – спросил Цветков ему в спину.

Николай оглянулся. Пенсионер выглядел озабоченным, если не испуганным. Возможно, впервые в его атеистической жизни рука дёрнулась, чтобы перекреститься.

– Исполнитель желаний, – горько усмехнулся Николай, на этот раз сказав пенсионеру правду.

Ночь вступила в свои права. Права, ограниченные уличным освещением, витринами, неоновой рекламой и новогодними гирляндами. Николай зашёл в магазин, благо алкоголь ещё продавали. Торговый зал наполняли запахи мандаринов, конфет, обёрточной бумаги. А в нужном ему отделе уже ощущался запах перегара, исходящий от тех, кто начал праздновать загодя. Он купил четыре бутылки коньяка. Сам не понял, почему именно четыре и почему коньяка, возможно, потому что так получалось без сдачи. Нести за горлышки их было неудобно, а в карман совать не хотелось. Да и карманы были набиты всякой всячиной из сумки, которую, переодеваясь, он выбросил ещё в Африке. Так что, одну бутылку он тут же на выходе подарил бомжам, что стояли и в который раз пересчитывали наличную мелочь, словно надеясь, будто мелочь от счёта размножится.

– Выпейте, братушки, за упокой души раба божьего Николая, – сказал он, хотя религиозным себя прежде не считал.

Ему оставалось пройти минут десять пешком, но напряжение росло слишком быстро. Поставив две бутылки прямо на заснеженный асфальт, он свернул крышечку с третьей и сразу же сделал несколько жадных глотков. Патрульных на улице не оказалось, так же как прохожих вообще, поэтому вопиющее нарушение порядка прошло никем не замеченным. А Николай поймал себя на мысли, что втайне надеялся залететь и попасть в обезьянник, тем самым сняв с себя ответственность за дальнейшее развитие событий. Не вышло. И он зло ухмыльнулся. Опьянения он не почувствовал и сделал ещё несколько крупных глотков, прежде чем кровь начала разгон.

– Отлично, – сказал Николай и, подцепив свободной рукой остальные бутылки, зашагал дальше.

Во дворе музея не было никого. Даже Рашид уже, видимо, завалился спать в подсобке, предпочитая прибирать территорию рано утром. Праздников для Рашида не существовало. Разве что Рамадан, но до него ещё следовало дожить. Дожить! Это такая роскошь, какую не каждый может себе позволить.

Что ж, здесь история началась, здесь ей и заканчиваться.

Источник едва слышно журчал, стекая с краёв переполненной раковины в главную чашу, хотя теперь Николаю казалось, что он разбирает отдельные нотки этой странной музыки. Он достал ампулы со слёзками, выбрал помеченную серой полоской и, сломав кончик, вытряхнул содержимое на ладонь. Спирт быстро испарился, охлаждая и без того озябшую кожу, но вскоре разогрелась бусинка, да так, что не было мочи терпеть. Он бросил слёзку в воду и наблюдал, как та погружается, а вокруг возникает бурление, водоворот. Тем временем он допил первую бутылку и распечатал вторую. Сделав большой глоток, тронул воду рукой. Она уже вполне нагрелась. Возле слёзки была даже горячей, но извергающаяся из раковины ледяная вода делала температуру скорее приятной. Николай шагнул за серый гранитный борт. И на миг улыбнулся. Ему с самого детства хотелось забраться в одежде в ванну, уподобившись Ипполиту в «Иронии судьбы». Фонтан был ничем не хуже душа, даже где-то прикольней. А раздеваться в такой обстановке показалось и вовсе пошлым. Всё же не в общественную баню пришёл.