По залу прокатились смешки.

– Ах да, конечно. – Николай хлопнул себя по лбу. – Вы можете закапать себе любой язык в глаза и не париться. Но я, приводя сравнение, имел в виду обычных людей.

Председательствующий с лёгкой улыбкой махнул рукой, мол, продолжайте.

– Так вот. Основным хранителем языка в настоящее время является литература. Раньше доминировало устное народное творчество, которое в большей степени подвергалось изменениям, но сейчас властвует литература. Вам, как персонажам фольклора, это, наверное, известно.

– Это что, попытка нахамить?! – выкрикнул один из слушателей, вскочив с места.

– Нисколько. Это попытка продемонстрировать отсутствие чувства юмора.

Председательствующий ударил молоточком, и крикун молча уселся обратно.

– Так вот, литература, отражающая культурный слой того или иного народа, – это не рефлексия отдельного сломавшегося интеллигента вроде Достоевского и тем более не верноподданнические опусы, в какую бы форму ни упаковал их автор. Это даже не эпос вроде «Войны и мира», который всего лишь даёт набор индивидуальных рефлексий, пусть и с достаточно широким охватом. Рефлексия народа – ирония, сатира, направленная на сам же народ, на общество, и она в эпоху устного творчества выражалась в сказках, скоморошьих песнях, а позже и в анекдотах. Народ черпает из сатиры мудрость и вкладывает её туда же. Суть народа, его идентичность не в похождениях рыцарей, убийствах драконов и прочем эпосе, а именно в сатире. Я, разумеется, имею в виду смех не над врагом, а над самим собой, над своими порядками и традициями, над своими лидерами и героями. Ни одна заповедь, сколь бы священной её ни считали, не возымеет такого эффекта, как сказка о жадном попе, царе или купце, о глупой селянке или селянине. Потому что наказания зачастую боятся меньше, чем осмеяния. И наоборот, когда сталкиваются с несправедливостью, глупостью, жадностью, чаще прибегают к высмеиванию, чем к бунту. Самоирония, таким образом, предпочтительней самобичевания и более результативна. Однако мы немного отвлеклись от главной темы.

Николай осмотрел кафедру в поисках графина со стаканом или хотя бы бутылки с минеральной водой, но ни того ни другого в доступности не оказалось. Он прочистил горло коротким кашлем и продолжил импровизацию:

– По аналогии с фольклором основой всякой великой литературы, отражающей дух народа, являются сатирические произведения, направленные внутрь, на самих себя, а не вовне. Как «Энеида» Котляревского для украинцев, «Ревизор», «История одного города» для русских, «Похождения бравого солдата Швейка» для чехов, а «Золотой телёнок» с «Двенадцатью стульями» для советского человека, если этот пласт выделять в самостоятельную культуру.

– Извините, вы славист? – спросили из зала.

– С чего вы взяли?

– Все ваши примеры касаются славянских культур.

– Возможно, они избраны мной подсознательно, в противопоставлении с «Песнями Запада». Но вы можете найти примеры у любого народа, считающего свою культуру великой. У французов – «Гаргантюа и Пантагрюэль», а также пьесы господина Мольера, у итальянцев «Декамерон» и комедии Ренессанса. Я уже не говорю о мощном пласте еврейской литературы. Везде вы увидите сатиру, направленную не только на отдельных порочных людей, но на систему, на власть, на сам народ. А только народ, способный смеяться над собой, может быть назван великим. Британцы сильны Свифтом, американцы – Марком Твеном. А на примере фольклорного персонажа Тиля Уленшпигеля мы можем наблюдать, как сатира из устного народного творчества немцев и фламандцев из шванков, сатирических сказок, переходит в авторскую литературу и на свет появляется современный роман.

– Всё это достаточно умозрительно, – заявил Дуарто Ильмер.

– Всё на свете вообще достаточно умозрительно, – парировал Николай.

– Но разве не элита является выразителем народной культуры? – вопросил Ильмер. – Именно рефлексия интеллектуалов заставляет развиваться культуру, а вовсе не сказки простолюдинов, которые есть не что иное, как средство успокаивающее, канализирующее бунтарские порывы.

– А это зависит уже от ваших идеологических предпочтений.

– Так вы ещё и социалист?! – выкрикнул Ильмер.

– Это не имеет отношения к теме дискуссии, – председатель стукнул молоточком.