«Прошу принять от подателя сего, как оправдательный документ за недопустимое опоздание к ужину, сию реляцию, в чем и расписываюсь – академик И. Кикоин» (записка сохранилась).

Мы тогда снимали в деревне Жуковка комнату с терраской, и вот едем однажды к себе на дачу и видим – на обочине невдалеке от милицейской будки стоит черная «Волга», а возле нее маячит чья-то высокая фигура – оказалось, Исаак Константинович, у него в машине спустило колесо.

– Исаак Константинович, почему же вы не попросили милицию отправить вас домой на какой-нибудь дежурной машине?!

– Не могу же я рассказывать им о том, что у меня вот сюда, – сказал он, похлопывая себя по груди, – вставлен американский стимулятор, и это заметно удорожило мою персону!

Назвать себя, объяснив, что он академик, дважды Герой Соцтруда и что ему тяжело стоять тут на дороге, было для него невозможно. Так бы и маялся он на обочине неизвестно сколько времени, не попадись мы тут случайно на своем «Москвиче».

Со здоровьем у Кикоина давно уже начались серьезные проблемы. Накануне роковой операции Исаак Константинович признался Юре, что идет на огромный риск, поскольку речь шла об удалении аневризмы аорты... Он умер в операционной, не приходя в сознание, и, наверное, никто в этом не виноват, в том числе и блестящий хирург, но Исаака Константиновича не стало...

Это было настоящее горе для всех. Толпы народа стекались к Дому культуры Курчатовского института, где так любил бывать Исаак Константинович, вдохновитель и участник многочисленных праздников и карнавалов. И вот теперь его провожали в последний путь. Стоял осенний день 1984 года. Многие в толпе сотрудников Института атомной энергии, военных, простых граждан, родных и знакомых не скрывали слез, поскольку понимали, какую личность и какого человека они хоронили.

Для нас с Юрой это была потеря одного из самых близких нам людей, и со временем она никем не восполнилась.

Научные исследования, которыми занимался Юра, продвигались настолько успешно, что к 1952 году у него накопилось достаточно материала для защиты кандидатской диссертации. Он сделал много полезного для производственного процесса, находясь постоянно в тесном контакте с экспериментаторами, и приобрел авторитет как в научной среде, так и среди инженерно-технического персонала, обслуживающего грандиозный по масштабам комбинат.

Тем временем в стране нарастал шквал репрессий, поглощавший все новые и новые еврейские имена. Угрожая какими-то страшными и непредсказуемыми последствиями, разворачивалось «дело врачей».

В этой обстановке, подходя к группе сотрудников комбината, начальник отдела кадров закрытого города Свердловск-44, полковник Анатолий Васильевич Колесниченко со всеми по очереди здоровался, а Юру обходил стороной, как бы совсем его не замечая. Атмосфера сгустилась настолько, что директор комбината Александр Иванович Чурин до такой степени стал бояться за Юру, что счел необходимым предпринять экстренные меры по его удалению с объекта.

Так Юра вместе с его другом Михаилом Ханиным, талантливым физиком, страдающим тем же недостатком по линии национальности, что и Каган, отсылается в город Свердловск для сдачи экзаменов на кандидатский минимум.

Кстати, несколько слов об этом самом «пятом пункте». Ясное дело, никто не отрекается от своих корней. Однако конкретно у Юрия Кагана никаких особенных чувств к своему «еврейству» никогда не наблюдалось. Да и откуда им было бы взяться, когда он родился и вырос в семье, где не говорили ни на каком другом языке, кроме русского, где отец Моисей Александрович Каган, успешно сдав экзамены и попав в 3%-ную норму для абитуриентов-евреев, с отличием окончил юридический факультет Петербургского университета, после чего получил возможность жить и работать вне «черты оседлости», сначала в Петербурге, а потом в Москве; мать получила медицинское образование; где старший брат – доктор наук, профессор, автор учебников по кибернетике, а сестра Елена Ржевская – известная писательница?!

Впоследствии, когда Ю.М. Кагана множество раз пытались затащить в различные «еврейские» комитеты и комиссии, он всегда от этого отказывался, говоря, что для него национальность не является главным критерием, по которому он делит людей.

Итак, Юра Каган и Миша Ханин должны были сдавать экзамены кандидатского минимума. С английским языком все обошлось благополучно. Сложности начались перед сдачей экзамена по философии. Дело затягивалось. Председатель приемной комиссии срочно лег на обследование в больницу, а по выходе из нее, не дождавшись замены, потребовал, чтобы в состав комиссии включили представителя обкома партии, что и было сделано. Засыпать этих молодых людей, однако же, не удалось, поскольку все труды основоположников диалектического материализма и марксизма-ленинизма они вызубрили едва ли не дословно, вследствие чего комиссия вынуждена была поставить Кагану и Ханину оценки «отлично».

После возвращения на объект А.И. Чурин распорядился послать их в командировку в Москву в Институт атомной энергии для сдачи экзамена по специальности, который оба они блестяще сдали.

В это время умер Сталин.

В поезде, увозящем их обратно из столицы на объект, они услышали сообщение о закрытии «дела врачей». Появилась надежда, что, быть может, худшее осталось позади.

В 1953 году Ю. Каган защитил кандидатскую диссертацию. Обстановка на объекте тем временем разительно изменилась. Теперь уже начальник первого отдела все тот же Анатолий Васильевич Колесниченко, завидев Юру издалека, махал ему рукой:

– Привет молодому ученому! Ну, как дела?