«Нас четверо» – так пишет о своих ближайших друзьях по поэтическому цеху Андрей, но главное соперничество давно уже наметилось – Евтушенко и Вознесенский. Не нам судить, кто из них был первым в ту пору – время покажет...

Андрей Вознесенский живет в атмосфере непреходящего успеха. Его стихи каким-то странным, таинственным образом понятны и близки не только у нас, среди русскоязычной публики, рвущейся на его выступления, но и за рубежом, повсюду, куда он приезжает, как певец новой волны поэзии, искусства, самого дыхания необозримой страны, ощутившей вкус желанной свободы. Во Франции Зоя с Андреем в гостях у Шагала и называют его уменьшительным именем «Марик», в Америке – в семействе Кеннеди, в Москве дружат с Майей Плисецкой и Родионом Щедриным. В Переделкине в гостях у Андрея и Зои – трогательно хрупкая Нэнси Рейган...

Казалось бы, можно было свихнуться от обрушившейся славы, застыть в позе «самого молодого и талантливого», но ничуть не бывало. В союзе с Зоей Вознесенский фонтанирует сверхсовременной поэзией, приобщая к литературе явления и понятия нового века. Он – на подъеме творческой активности.

А Зоя тем временем работает, как и раньше, не покладая рук, но теперь уже за себя и за того парня, я имею в виду Андрея, которого она называет ласково «мальчишечкой». Она – его Муза, это безусловно. Но при этом еще организатор концертов, выступлений, встреч, турне, интервью, приемов, изданий, презентаций, переизданий, премьер. Что еще бывает в расписании столь знаменитого поэта, как Андрей Вознесенский?!..

При этом она пишет сама. Выпускает очередную книгу, эссе, очерк. У нее выходят романы и повести: «Защита», «Транзитом», «Семьсот новыми», «Окнами на юг». В 1997 году издается двухтомник З. Богуславской «Зазеркалье». Публикуется цикл «Невымышленные рассказы», посвященные известным деятелям современной культуры. Она – учредитель первой Ассоциации женщин-писательниц России, Международной Ассоциации женщин-писательниц в Париже, член исполкома Русского ПЕН-центра, автор проекта премии «Триумф». Можно лишь поражаться – когда она все это успевает?! Ведь и дом на ней, и «мальчишечка», а он, как мне однажды по-родственному сказала Зоя, любит есть только то, что она приготовит своими собственными руками. Что называется – кормится с ее рук...

В Переделкине, где с самого начала совместной жизни они поселились, мне неоднократно приходилось наблюдать, как Зоя несется в корпус литфондовского Дома творчества, где она снимала номер для работы. Главной ее заботой было таким образом проскочить через литфондовский парк, где гуляли писатели, чтобы никто из коллег не остановил ее поговорить, – знакомое состояние. Завидев меня, она на минуту задержалась и, как всегда, сказав что-то лестное и очень для меня приятное, помчалась дальше, чтобы дорваться, наконец, до письменного стола.

В то лето, когда мы с моим мужем снова оказались в стране моего детства и юности – в Переделкине, мы обитали в Доме творчества писателей. Выходя на прогулку, я часто наблюдала, как Андрей, кружа по «Неясной поляне» и отчаянно жестикулируя, вслух декламировал стихи, повторяя одну и ту же строку и, видимо, добиваясь ее полной гармонии – с чем?! Быть может, с этой природой, с лугом, простирающимся до речки Сетунь, окаймленной густым лозняком, с холмистым взгорьем, поросшим высокими соснами, с самим этим воздухом нежаркого подмосковного лета? Он весь напоен здесь поэзией – здесь жил Пастернак, черпая вдохновение в этих окрестностях, увековеченных в его стихах... Здесь написаны многие, ставшие впоследствии знаменитыми, строки Евтушенко, Окуджавы, Рождественского, Вознесенского, Светлова...

Получилось так, что один раз я чуть не помешала Андрею. Увидела его издали на аллее возле дачи Пастернака, и Андрей меня заметил и замахал руками – вовсе не приветствуя, а напротив того, отгоняя, да еще для верности приложил палец к губам – мол, ни слова!

Я обошла его стороной, так что, надеюсь, он сумел закончить строку или, быть может, поймать на лету удачную рифму.

Через некоторое время, встретив меня все в том же клубе писателей, Андрей был особенно приветлив и внимателен – заглаживал недавнюю неловкость. Меня его внимание всегда исключительно трогало. И я думаю, не одну меня. Окружающим женщинам, наверное, трудно было смириться с тем, что Андрей принадлежит одной лишь Музе. У него было слишком много искушений, чтобы ни одному из них не поддаться.

Возможно, как и раньше, в какие-то мгновения он снова обращался к Зое с мольбой:

«Я, Матерь Божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью иль покаянием, Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного...» –

Эта тема молитвы, столь характерная для русской поэзии, звучит в стихах Вознесенского с большим эмоциональным накалом:

Такая молитва не может остаться без ответа. Им было на роду написано – быть вместе. Зоя всегда была женщиной его судьбы, без нее он не мог существовать, без нее он не мог писать стихи.

Бывают какие-то детали, два-три штриха – и перед тобой всплывает целая картина прошлого, которое, оказывается, не кануло в небытие, а просто до поры до времени дремало там под спудом. Вот так и я – увидела стопку детских игр своего внука на столе и вспомнила, как это было когда-то.

Однажды мы пересеклись с Богуславской и Вознесенским на каникулах в Дубне. У Андрея было выступление в Доме ученых – толпы жаждущих на него попасть атакуют ампирный особняк, бешеный успех, все мечтали затащить их в гости, в ресторан, на прием. Но напрасно. Они скрывались в гостинице и только изредка вылезали из своего номера. Как-то я столкнулась с Зоей в коридоре. Зоя тащила целый ворох коробок с детскими играми – лото, домино, «морской бой» и что-то еще в том же роде.

– Зоя, для чего это тебе?

– А мы с Андрюшей в это играем!

Бог ты мой, меня это признание просто поразило. Нет, им действительно никто не был нужен, нужно было только быть друг с другом, но при этом почему бы не сыграть в лото?!

У Зои тогда были небольшие проблемы со здоровьем. Она отшучивалась, но Андрей беспокоился ужасно. Всматривался в нее испытующим взглядом, как будто бы стараясь просветить ее насквозь и узнать, что там у нее внутри. И беспрерывно донимал ее вопросами: