…стиль Прилепина, как всегда, безупречен — если под безупречностью понимать безотказную способность ставить дыбом шерсть у читателя на загривке.
Пульсирующая в каждой прилепинской строчке энергия и невероятный вербальный дар, заставляющий привычные предметы наливаться новыми, порой пугающе яркими цветами, — вещи настолько редкие, что, пожалуй, даже самоценные.
Однако «Чёрная обезьяна» — чтение престранное и не особо приятное.
Лев Данилкин
Прилепинская чёрная обезьяна — это нечто среднее между есенинским «чёрным человеком» и «белой обезьяной» из выражения «не думать о белой обезьяне»; двойник героя, его карикатурное отражение, твинпиксовский Боб из зеркала, тревожное второе я, о котором невозможно забыть; носки у героя — цветные, но обезьяна — вот она, чёрная. Ну и она всё время «выскакивает» в романе — то эпизод в армии, то с купленной не глядя игрушкой, то сутенёры на площади.
Раздвоение в голове героя, постоянную тревогу, «ожидание обезьян», разодранную надвое жизнь передаёт рваный ритм прозы, стаккато.
Удивительно: Прилепину отлично удаётся как раз то, что у обычных писателей получается натужно, книжно: ловить ритм; для этого нужно иметь не столько воображение и технику, сколько слух.
Проще всего объяснить, чем хороша прилепинская проза, так: кто угодно из писателей может получить Bad Sex Award — премию за худшее описание секса; а у Прилепина наоборот: у него ровно эти сцены замечательно получаются; сами найдите, увидите.
Здесь вообще много хороших периодов, точных реплик, уместных ремарок, остроумных аллюзий (на шаровские «Будьте как дети», к примеру).
Нескладная вроде бы «Чёрная обезьяна», если присмотреться, тонко сделана; в романе гуляет куча эхо, здесь всё друг с другом увязано, зарифмовано и закольцовано.
Это очень хорошая, с внутренней музыкой проза. Литература перестает быть экраном и становится проводником; ты испытываешь те же преображения, что рассказчик: голову пронизывает поток жизни, время уносится зря, и больнее всего потому, что каждый промах страшен не тебе самому, а кому-то, кто важнее, чем ты. Очень точно; очень здорово.
Авдотья Смирнова
Самый часто встречающийся в романе эпитет — «липкий». Но эпитет всегда описывает состояние, доминирующую эмоцию, он не мысль, или не совсем мысль. И гораздо интереснее в романе те слова, которые совершают действие — не глагольное, не поступки-слова, а слова-намерения, впечатления.
Пальцы ног детоубийцы растопырены так, как будто собираются расползтись в стороны.
Двое разноглазых сумасшедших смотрят в четыре угла своими четырьмя глазами.
У проститутки с лица уползают брови.
У героя так разбито в драке ухо, что, если он высморкается, у него выпадет глаз.
То же ухо он прикрывает рукой, как будто оно «бабочка или лягушка». То есть, оно может улететь или упрыгать.