Из куста высунулась волосатая лапа и взяла бутерброды с колбасой.
Наконец, промчались мотоциклисты, а за ними показалась кавалькада черных лимузинов. Владыки мира охали в машине с полуопущенными стеклами, улыбались и вяло приветствовали публику, едва шевеля кистями рук. Какая-то женщина зарыдала от избытка чувств. Есть люди, которые при лицезрении большого начальника могут исцелиться от тяжелого недуга и даже забеременеть. Это они голосуют во время проведения референдумов за что попало только потому, что референдумы выдуманы хозяевами жизни и им выгодны. Это они сотворяют всех идолов, земных и небесных, это они пихнули когда-то человечество на путь рабства и не дают ему свернуть с этого пути.
Кавалькада черных лимузинов скрылась за поворотом. Внизу, в долине Ореанды, над дачей Брежнева взвился звездно-полосатый флаг. Хозяева мира подписали какие-то бумажки и уехали. Никсона очень скоро турнули из Белого дома путем импичмента. «Доездился! – сказал кто-то из прохожих на улице. – Когда же нашего турнут?» Но нашему оставалось царствовать еще целых восемь лет. Еще целых восемь лет он будет путешествовать по свету и по своей необъятной стране, становясь то тут, то там героем веселых сенсаций. За год до крымской встречи с Никсоном Брежнев побывал в Бонне. Надравшись на приеме, он, по выражению одной местной газеты, «с медвежьим шармом» принялся ухаживать за женой канцлера. «Приезжайте ко мне, вся Москва будет у ваших ног!» – кричал он ей. Тут ему подарили белый «Мерседес». Пьяный Брежнев сел за руль, проехал сотню метров и врезался в декоративный обломок скалы, лежавший на обочине. Ему немедленно прикатили новую машину, на этот раз черную.
В 1975 году наш генсек, собравшись с такими же, как он, в Хельсинки подписал знаменитое соглашение о неприменении силы и о незыблемости границ на Европейском континенте. Сейчас пол-Европы охвачено пожаром войны, а от тех границ, что были тогда, мало что осталось.
В 1978 году Брежнев поехал в Бонн и, приземлившись в тамошнем аэропорту, начисто забыл фамилию канцлера ФРГ. Он поманил к себе старика Громыко и, указав пальцем на Гельмута Шмидта, спросил прямо в микрофон: «Как его зовут?» Вопрос этот прогремел на весь мир, и весь мир повалился с ног от хохота.
Последний вояж Брежнева был в Баку. О нем мне рассказывал мой знакомый, сотрудник Ставропольского краевого УКГБ, который в числе прочих обеспечивал безопасность этого путешествия. Теплой сентябрьской ночью литерный поезд подкатил к пустынному перрону изящного, как выставочный павильон, минераловодского вокзала. Редкие сотрудники охраны сновали вдоль поезда. Брежнев тяжело опустился на землю и оказался лицом к лицу с моим знакомым.
– Так куда это мы едем? – спросил он.
– В Баку, – почтительно ответил маленький капитан госбезопасности.
– Это хорошо! – сказал Брежнев.
– А что это за деревья тут растут?
– Это тополя, Леонид Ильич.
– Тополя? Это хорошо! А кто это так громко верещит?
– Это цикады, Леонид Ильич.
– Цикады? Это хорошо!
Через два месяца Брежнева не стало. Об этом еще пойдет речь ниже.
Летом 1975 года в Галле проходил фестиваль германо-советской дружбы. В город приехали тысячи юношей и девушек со всех концов ГДР и СССР. Началось мероприятие с безобразного скандала. Кто-то изнасиловал и убил пятилетнюю девочку. Трупик нашли у общежития, где остановилась наша делегация. В тот день спецслужбы обеих стран, объединившись, сделали невозможное: преступник был найден в течение трех часов. Им оказался молодой немец, внешне добропорядочный человек, имевший жену и ребенка.
Вечером на городском стадионе состоялись манифестация и митинг. Помню огромные портреты Брежнева и Хонеккера впереди колонны демонстрантов. Тогда я впервые увидел живого Хонеккера совсем близко. Он шел к центральной трибуне с нашим секретарем ЦК ВЛКСМ Тяжельниковым и своим комсомольским боссом – молодым, улыбчивым Эгоном Кренцем, который всегда носил синюю эфдейотовскую рубаху с расстегнутым воротом. Через 14 лет Кренц предал Хонеккера. Во всяком случае, Хонеккер назвал его предателем. Кренцу удалось на несколько дней стать генсеком. Потом предали и его.
В том же 1975 году произошло событие, намного превзошедшее своей значимостью наш Галльский фестиваль. Закончилась вьетнамская война, которую почти без перерыва вели несколько десятилетий против небольшой азиатской страны сначала японцы, потом французы, потом американцы, вали и уходили ни с чем, признав крах своего безнадежного дела. Но прежде чем уйти, они убили миллионы людей, искалечили судьбы других десятков миллионов, уничтожили древнейшие памятники человеческой цивилизации. Сейчас все больше вспоминают Афганистан, а вьетнамское безобразие ведь было куда грандиознее афганского. 30 апреля 1975 года пал Сайгон, а вскоре в ГДР приехал Ле Зуан, новый лидер Вьетнама, преемник Хо Ши Мина. Ле Зуан в числе прочих городов ГДР посетил Галле. Я хорошо помню прием, устроенный в его честь местными властями в самом шикарном из галльских ресторанов – Морицбургкеллере. Это средневековый подвал епископского замка, переоборудованный под фешенебельную харчевню. Мебель – деревянная, резная. На столах – толстые свечи. Верхний свет приглушен.
Хозяином приема был Ламберц, член Политбюро ЦК СЕПГ, умный красивый мужчина с благородными манерами. Его прочили в преемники Хонеккеру. Видимо, поэтому он вскоре и погиб в авиакатастрофе во время визита в Алжир. Рухнул вертолет, который перевозил его из аэропорта в столицу.
Ле Зуан был маленьким старым человеком. Зато промеж нас посадили молоденьких вьетнамочек, похожих на прекрасные тропические цветы. Это сравнение я, кажется, своровал у Грэхема Грина, но лучше о вьетнамках сказать нельзя. Правда, вступать с ними в контакт они никак не хотели. Только улыбались и кивали головками. Официанты подавали какие-то непонятные вьетнамские блюда: рачков, мелкую рыбешку, части неизвестных моллюсков. Мы до них почти не дотрагивались. Выпили по стопке рисовой водки – сакэ. Кто-то из наших генералов преподнес Ле Зуану сувенир – маленькую латунную копию танка Т-54. Вьетнамский лидер отнесся к подарку очень серьезно. Он взял танк, погладил маленькой смуглой рукой холодный металл, поднялся и произнес тост: «Товарищи! Я предлагаю выпить за советский танк Т-54, который 30 апреля 1975 года, проломив ворота президентского дворца в Сайгоне, поставил точку в одной из самых кровопролитных и жестоких войн, какие когда-либо знала история». Все выпили в почтительном молчании.