— Ну, не очень весело было.

— И всё? — удивился я. — Мать у тебя героиня, если у тебя после такого детства в памяти осталось только «не очень весело».

Мишка удивлённо взглянул на меня.

— Причём тут мать? — спросил он.

— Говорят, как батя твой гулял, так вся улица каждый раз на ушах стояла. А ваша мать, получается, принимала на себя все неприятности семейной жизни. Вас, детей своих, ограждала от неприятностей. Сколько лет твой дядька отсидел?

— Восемь.

— Нам сейчас шестнадцать. Значит, когда всё случилось, тебе уже восемь лет было, взрослый уже был, всё помнить должен. А ты ничего плохого не помнишь. Значит, что?

— Что?

— Оберегали тебя взрослые от своих проблем.

— Может быть, — задумчиво проговорил Мишка. — Как в доме какой скандал, мать или дядька нас сразу к соседям оттаскивали. Там у них бабушка Зоя была, так она нам с Кирой всё сказки читала и Ляльку нянчила.

— Вот. И получается, — подвёл итог я, — что дядька вас тогда защитил от вашего буйного папаши. А в итоге, восемь лет за это отсидел. Сейчас он вышел, молодой ещё мужик, а все на него смотрят косо, ни жениться нормально, ни на работу приличную с судимостью не устроиться.

Мишка молча сидел, опустив глаза в пол. Юношеский максимализм не позволял ему признать, что у каждой медали, как минимум, две стороны.

— Мне надо бежать, — сказал я, подавая Мишке руку на прощанье. — Выздоравливай. Я зайду ещё как-нибудь.

Он встал, провожая меня. Молча пожал руку. Я слегка загрузил его сегодня. Ну, пусть поразмышляет. Жизнь сложная штука.

Надо было бежать на базу. Пообедать я не успел. Надеюсь, Настя не успела все баранки схомячить.

Я уже выходил из больницы, как услышал сзади:

— Ивлев, ты куда собрался?!

Я оглянулся. В дверях приёмного стояла Марина Карпова.

Блин, я же справку в школу забыл взять.

Я трусцой пустился к Марине.