Кажется новая крыша у моей миссис совсем худая. Видать, местный кровельный материал пребывает в зачаточном состоянии. Или дело в том, что дома старушка уже нажилась и умерла как раз вовремя? А меня сорвали с дистанции. А, может, это такая защитная реакция, подобно моей притянутой за уши браваде? Благодатная оказалась тема: мои мозги вцепились в неё, выворачивая так и этак. Я настолько увлеклась самоанализом, что потеснила собственную истерику. Истерика, по счастью, тоже дама капризная: перестань обращать на неё внимание, она обидится и демонстративно исчезнет. И на освободившуюся сцену пролезет любопытство – моё пронырливое спасение от любого депресняка.
Оно-то и ткнуло меня носом в первую по-настоящему светлую и добрую новость: Дженнифер, подчиняясь привычке, продолжала меня любить. Свекровушка проигнорировала предостережения коллег о моих потенциальных злодействах, ожидаемых от почившей в голове неведомой тварьки. Девчонка верила в меня самозабвенно. И я начала ловить себя на том, что окончательно с ней запуталась: покровительствовать ей теперь, или же, как прежде, уступать и почитать?
Что до неё, так подобными пустяками малявка свой недетский ум, похоже, не отягощала. Она серьёзно и последовательно училась жить заново: тащила в моё узилище тонны книг и свитков, запоем читала и делилась всем, что слышала да видела на свободе. Дженнифер учила корявый язык новой родины, завистливо обижаясь на обретённую мной нечеловеческую память. А та и вправду поражала вместимостью.
Шарлотта – запойный естествоиспытатель – внезапно набросилась на меня со своими ботаническими глупостями. Взяв меня в оборот, обшарила все закоулки моего тщедушного тельца и закрома попорченного, мутировавшего мозга. Мы с мозгом не без удовольствия демонстрировали себя во всех ракурсах, испытаниях и прочих позах – в этом мы с ним на удивление быстро сошлись. Два неистощимых обиженных позера, нашедших, за что зацепиться, лишь бы только не свихнуться.
А Шарли оказалась вполне удобоваримой убойной теткой: ядовитой, но адекватной, с мощным злым умом, но добрым сердцем. Она охотно и развёрнуто отвечала на вопросы. Массу времени убила на то, чтобы моя алчная безразмерная головушка забивалась добротно и только полезным. Успокаивала, выдумывая для меня до десятка хлёстких эпитетов в сутки. Первой потребовала выпустить мутантку на волю, обозвав мою опасность для общества засохшим эмбрионом. В итоге, именно Шарли выдвинула на голосование революционную идею предоставить меня – всю такую нетрадиционную – моей путанной тёмной судьбе в этом мире.
Ну, и, наконец, именно этой заразе первой пришло в голову объяснить неофитке: маски – они на то и маски, дабы не шокировать местный народец. С ним, дескать, у наших пересаженных душ нестыковка по всем параметрам. Глаза де выпячивают из нас что-то такое, отчего у аборигенов мороз по коже. А кожа-то у них в полном порядке: грубая, по большей части загорелая и, не в пример землянам, устойчивая к инфекциям. Короче, с нашими глазками всё через задницу. Потому и вынуждены мы носить те самые маски, обладательницей которой я стала перед самым выходом на свободу. Что и говорить: мои глазки пугали даже цветки в горшках.
Я нормальная. Просто консервативна невпопад, памятлива некстати, привязчива в ущерб собственной психике и уродина. К тому же, мутант. Как не старалась, следующие полгода я так и не смогла побороть обиду за навязанный судьбой паршивый подарок. Такая реинкарнация встала у меня поперёк глотки – вторая молодость и отдалённо не шла ни в какое сравнение с первой. А первая вместе с последующей восхитительной зрелостью и милой сердцу завязью счастливой старости сидела в башке гвоздём.
К тому же, моё любопытство чересчур быстро обожралось новизной, сдулось и не смогло добить затаившуюся депрессию. Та воспряла и взялась за меня с новыми силами. Я маялась, металась из угла в угол, изводила Орден, огребаясь от своих зубастых сестёр. Уползала поскулить в заброшенные замковые пределы. Потом выползала неудовлетворенная и заходила на очередной круг. Словом, опозорилась перед всеми и всяко – даже не ожидала от себя подобной несдержанности.
Меня, как могли, жалели, от души мечтая избавиться от этакой напасти. И вот настал эпохальный день: Шарли обозрела в лупу последнюю пядь моего тела. Законспектировала последний из моих выкрутасов и твёрдо заявила, мол, взять с меня науке больше нечего. А кормить задаром и дальше не за что. Да и небезопасно: обязательно кто-то взорвётся и прибьёт нудную тварь. Получит, так сказать, войну с совестью на почве убийства в состоянии аффекта. И пойдет, дескать, гулять по цитадели Ордена Отражения цепная реакция – к чему разумному сообществу такая инфекция? Проще избавиться от вируса-возбудителя.
Хорошо она выступила: научно и по делу. И меня выперли за порог.
Глава 3
Итак, меня решили выбросить за порог, как последнюю скотину. И даже притвориться не смогли, что им жаль. А вот обосновали грамотно и политкорректно – не дуры же. Каждая из моих орденоносных сестёр на Земле в своё время числилась среди высокообразованных – не мне чета. Как ни странно, обижалась я недолго. Даже моя депрессия с её ненасытным желудком слегка угомонилась, придавленная необходимостью выживать на стороне. Да и обижаться-то, положа руку на сердце, было невместно: это шло вразрез с гордостью. А гордостью я не уступлю, скажем... Да хотя бы той же Коко Шанель! Мне, как она говаривала, тоже наплевать, что там обо мне думают всякие разные. Я тоже умеют вообще о них не думать.
К тому же обижаться было ещё и грешно: не с сумой по миру – мне предстояло отчалить с внушительным багажом. Девчонки ничего для меня не пожалели, только бы поскорей вытурить. Собери тому, кого выпинываешь под зад, объёмистую, сытную котомку – он и уйдет гораздо дальше. А потом вряд ли захочет вернуться издалека, пылая жаждой мести. Продолжительные физические нагрузки, как известно, отлично сжигают злость.
Первым делом – как всякая нормальная женщина – я занялась походным гардеробом. Предчувствовала, что это занятие займёт минимум времени с нервами, и угадала: местная мода не позволяла разогнаться и активировать ген алчности. Бюстгальтер, шорты-боксеры, тонкая льняная рубаха по фигуре, льняные же колготы или что-то типа лосин на выбор – стандартный в принципе набор. Правда, с небольшими вариациями в виде панталон и корсетов для тех, кто родился ещё в позапрошлом веке и таким образом периодически ностальгирует. В цитадели целых две белошвейки и две настоящих портнихи, так что голым задом сверкать не приходилось. При этом все остальные дамы планеты обходились доисторическими панталонами до пят. Да и то в среде знатных или просто обеспеченных. Простонародье, как ему и полагалось, носило под нижними юбками те самые голые задницы.
Нахомячив бельишка, со всем остальным я решила не горячиться. Покликала на помощь Дженнифер, с которой мы всё-таки определились по статусу: Джен и никаких гвоздей. Свекровушка сроду не была тряпичницей, но жутко расстроилась из-за нашего расставания. Поэтому засучила рукава и вторглась в святая святых портновской мастерской.
– Прошу сюда, – чопорно поджав губки, пригласила нас в гардеробную пожилая дама с развесистой бровью в половину лба. – Позволю себе рекомендовать вам…
– Обойдёмся, – впервые на моей памяти хамски отшила её Джен.
И выстроилась – руки в боки – перед первым же длиннющим рядом сугубо домашних тряпок, благоговейно развешанных на плечиках. Верхняя домашняя одежда сестёр пестрила расцветками. И варьировалась в модельном ряду от легкомысленных сарафанчиков до полновесных шлейфо-волочильных туалетов.