Из стихов «Дом Хуанфу Юэ в долине облаков»
1. У потока в горах, где поет птица[53]
Цветы опадают, И горный поток серебрится. Ни звука в горах Не услышу я ночь напролет, Но всходит луна И пугает притихшую птицу, И птица тихонько Тревожную песню поет. К слюдяной ширме друга
У друга в доме Ширма слюдяная Обращена к цветам, К деревьям сада. В нее вошла природа, Как живая, И оттого Рисунка ей не надо. Покидаю Цуй Син-цзуна[54]
Остановлены кони. Сейчас — «разлучим рукава»[55]. О ночной холодок Над ночным знаменитым каналом![56] Горы ждут впереди. Под луною сияет листва. Но тебя покидаю Печальным, больным и усталым. К портрету Цуй Син-цзуна[57]
По памяти Нарисовал я вас, — И наша юность Оживает снова. Пусть новые знакомые Сейчас Не старого увидят — Молодого. Когда Цуй Син-цзун отправляется в горы Наньшань[58], я пишу экспромт и вручаю ему на прощанье
Простились мы У старых стен столицы. Когда ж нас вновь Соединит судьба? Не надо ждать, Пока цветы корицы Осыпятся, Как снежная крупа. Осенней ночью в одиночестве обращаюсь к Цуй Син-цзуну
Ночь тиха. Лишь трепетных цикад Голоса печальные Звенят. Ветер северный — Он каждый год К неизбежной Осени ведет. Думаю, Что ты уже не прост, — Хочешь получить Высокий пост. У меня же Волосы белы — Что мне До придворной похвалы? Впрочем, Может быть, и ты такой — И пойдешь отшельничать Со мной? Провожаю весну
День уходит за днем, Чтобы старости срок приближать. Год за годом идет, Но весна возвратится опять. Насладимся вдвоем — Есть вино в наших поднятых чашах, А цветов не жалей: Им опять предстоит расцветать. Провожаю Шэнь Цзы-фу[59] в Цзяндун[60]
На ивовой переправе[61] Безлюдно и молчаливо. Гребцы налегли на весла — Ты скрылся в дымке седой. И все же тоска о друге, Подобно весне счастливой, С юга на дальний север Последует за тобой. Шутя пишу о горной скале
У горной скалы Ручеек пробегает, звеня. Там, с кубком вина, Я сижу среди ясного дня. Но ветер прекрасно Учел настроенье поэта: Опавшими листьями Он окружает меня. Три стихотворения
1 Пусть холодно сливам — Но месяц весны недалек. Я скоро услышу Невидимых птиц песнопенье. С трепещущим сердцем Я вижу: травы стебелек Пробился тихонько Меж каменных древних ступеней. 2 Вы, сударь, Побыли в краю родном, Так расскажите нам О новостях: Когда Перед узорчатым окном Там забелеет слива, Вся в цветах? 3 Дом, что покинул я, Стоит на Мэнцзин-реке[62], Окно мое — там вдали — К устью обращено. Плывут по реке суда — Гляжу я на них в тоске: Если письмо пошлю, Дойдет ли домой оно? В горах
Все голо. По камням бежит ручей. Багряных листьев Не смогу нарвать я. Давным-давно Тут не было дождей, Но дымка синяя Мне увлажняет платье. Горный кизил
Киноварно-красные плоды Под горой уже давно созрели. Их не сняли вовремя. Они Сморщились и пахнут еле-еле. Но, по счастью, в зарослях кустов Расцвели теперь цветы корицы И сияют за моим окном Под луной, что ярко серебрится. Красные бобы
Красные бобы В долинах юга За весну Еще ветвистей стали. Наломай побольше их Для друга — И утешь меня В моей печали. Написал экспромт и показал Пэй Ди[63]
Хотел бы стряхнуть я, Как пыль с платья, Заботы мирские. Давно готов, С искренней верой Готов припасть я К источнику «Персиковых цветов»[64]. Слыша, как Пэй Ди декламирует стихи, в шутку посвящаю ему
Вопят обезьяны[65] — И рады стараться. И утром и вечером Стыну в печали. Не надо в ущелье[66] Твоих декламаций: И так уж глаза мои Влажными стали. Когда меня, заключенного в храме Путисы[67], навестил Пэй Ди и рассказал, что мятежники[68] на берегах пруда «Сгустившейся лазури»[69] под звуки флейт пируют, я, со слезами на глазах, сложил экспромт и продекламировал его Пэй Ди
В домах — печаль. Пожары — словно буря. Где государь[70]? Когда вернется он? А у пруда «Сгустившейся лазури» Гремят пиры И флейт несется стон. Проживая в имении на берегу Ванчуани, преподношу Пэй Ди
Здесь темно-лазоревы горы, Хотя уж стоят холода, Хотя уже поздняя осень, А горные реки шумят. Стою я у хижины жалкой, Где жить обречен навсегда, И слушаю в сумерках светлых Вечернюю песню цикад. Гляжу: над речной переправой Закат догорает вдали. Гляжу: над соседней деревней Плывет одинокий дымок. Когда бы, подобно Цзе Юю[71], Вы здесь бы напиться могли, — Пять ив возле хижины жалкой Я тоже представить бы мог. Подношу Пэй Ди
Давно уж Исстрадавшийся в разлуке, Тебя я Вспоминаю без конца: Когда соединялись Наши руки — Соединялись Братские сердца. Жизнь беспощадна: «Рукава халатов Разъединились»[72], — И моя тоска На склоне лет, Стремящихся к закату, Поистине Горька и глубока.