Вскоре я встретился и с другими товарищами, которых знал по заводу ДЮМО. Особенно обрадовался Дмитрию Константиновичу Параничу и Павлу Ивановичу Пузанову. Они, как и Сергей Петрович, были членами нашего алчевского революционного кружка. Друзья отнеслись ко мне с большой сердечностью, искренне предлагали свою поддержку и помощь.
Паранич, Пузанов и Сараев свели меня с местными социал-демократами. От них я узнал, что здесь, в Луганске, еще в 1889 году под влиянием социал-демократической пропаганды и агитации произошло несколько забастовок, подавленных с привлечением вооруженных солдат. Поводом для одной из них было зверское убийство полицией кузнеца Николая Соколова. Паровозостроители ответили на это мощным выступлением, в котором приняли участие рабочие ряда других предприятий (я помнил этот случай, потому что мы, дюмовцы, в то время провели митинг протеста и выразили свою солидарность с рабочими-луганчанами). Забастовка рабочих завода Гартмана продолжалась три дня. Для наведения порядка власти были вынуждены привлечь местный воинский гарнизон и вызвать казаков из Юзовки. В те дни было арестовано и брошено в тюрьму 60 человек[18].
Встречи с товарищами-единомышленниками скрашивали мою полуголодную и однообразную жизнь. Ночевать и питаться мне приходилось поочередно у своих друзей, но чаще всего я бывал у Сергея Петровича Сараева.
Вечера проходили незаметно. Как-то мы вспомнили памятный для нас эпизод, связанный с женитьбой Сергея.
Это случилось несколько лет назад, еще в Алчевске. К Сергею приехал его старший брат. Это был внешне очень странный человек. Ему было около сорока лет, но выглядел он мальчиком 13—14 лет: на лице не было никакой растительности, хотя его тронули уже морщины, голос у него был тоненький, ребячий. Во всем его облике и в движениях было что-то детское. Работал он портным и как будто неплохо зарабатывал.
Сараев-старший рассказал, что знает одну очень хорошую девушку, которой, как он заявил, «самая пора замуж». Затем добавил, что приехал к брату не случайно, а специально за тем, чтобы посоветовать ему жениться на этой девушке. К великому моему удивлению, Сергей отнесся к этому вполне серьезно. Он стал подробно расспрашивать брата об этой девушке, а тот всячески нахваливал невесту. Кончилось тем, что Сергей Петрович и я поехали смотреть девушку.
— Давай посмотрим ее, — сказал ему я. — А там видно будет, что делать и как поступить, может быть, и сосватаем.
— Ну что ты, — возразил он, — так сразу… А вдруг она и ее родители с нами и разговаривать не захотят.
Родители невесты оказались приветливыми людьми. Отец ее, тяжело больной человек, старался выглядеть бодрым. Он понравился нам тем, что сочувственно отозвался о тяжелом положении рабочих. Дочь хозяев появилась несколько позже, и она очень приглянулась Сергею — он незаметно дал мне это понять. Тогда я стал поворачивать наш разговор на семейную жизнь, а потом и прямо заявил:
— Дорогие наши хозяева, а ведь мы пришли неспроста. Моему товарищу, — слукавил я немного, — давно приглянулась ваша дочь, и он просит у вас ее руки. — Я воздал должное Сергею, сказал, какой он честный и трудолюбивый человек, замечательный специалист-литейщик.
— Такие люди, — сказал я, — всем нравятся. Мне кажется, и ваша дочь, хотя, может быть, и впервые видит его, тоже это заметила.
Эта шутка вызвала улыбку у всех. Девушка тоже улыбнулась. Она покраснела, потупилась.
Родители стали говорить, что надо подумать, что сразу такие дела не делаются.
— Да и неизвестно еще, как сама Маша к этому отнесется, — добавил отец.
Тут я, набравшись смелости, решил рискнуть и полушутя-полусерьезно заявил:
— Конечно, это самое главное. Давайте вот сейчас и спросим Машеньку, нравится ли ей мой друг, пойдет ли она за него замуж.
Девушка зарделась пуще прежнего и вдруг неожиданно для нас всех тихо сказала:
— Я согласна.
Это и решило все. Вскоре состоялась скромная свадьба. Маша Бойко стала Марией Сергеевной Сараевой.
Сейчас мы вместе вспоминали наше сватовство.