– Другими словами, он травмировал свою сестру? – Усилием воли Фрейя справилась с внезапно нахлынувшим желанием закрыть глаза, сложить на столе руки и опустить голову. – Когда ему было восемь лет? – Она немало удивилась, когда Сольвейг пригласила ее к себе в самом начале рабочего дня. Фрейя опоздала на полчаса и выглядела так, словно накладывала макияж на заднем сиденье машины, которой управлял стажер.
Вместо того чтобы сослаться на занятость и пообещать заглянуть позднее, когда станет легче, Фрейя пошла навстречу коллеге. И вот теперь ей приходилось притворяться, что всё в порядке, несмотря на чувство, будто голова вырастила новое сердце, бьющееся в унисон со старым.
– Да. Больше мы не встречались. – Сольвейг тоже выглядела не лучшим образом. Футболка под хипповатым платьем-сарафаном была надета наизнанку, демонстрируя ярлычок на шее. Коллега то ли спешила, то ли одевалась в темноте. Но зато украшения были на месте: браслеты, ожерелья и тяжелые серьги, оттягивающие мочки ушей на несколько миллиметров вниз. И как только такие носят? – Не помню, как именно это случилось – а может, и не знала никогда, – но девочка потеряла два пальца. Или три. Точно не помню. Она провела какое-то время в больнице, в тяжелом, опасном для жизни состоянии.
– И вы вспомнили это все вот так, внезапно?
– Ну, может быть,
– Полиция свиданий не назначает. Они просто заявляются без спроса. – Фрейя никак не могла понять, почему эта женщина так ее раздражает. Может быть, дело в похмелье? Но нет, не только в нем. Ее не оставляло подозрение, что Сольвейг не вполне откровенна. – В любом случае, посмотрим. Меня больше интересуют дети. Брат калечит сестру – это явно не случайно. Тогда в чем причина? Вас пригласили, чтобы поставить мальчику диагноз и помочь ему, я правильно поняла?
С учетом состояния на данный момент, Фрейя могла гордиться собой: получилось логично и последовательно.
– Да. В то время я работала по делам, связанным с защитой детей, в совете Хапнарфьёрдюра, и когда это случилось, они обратились ко мне. Если только мой дневник не ошибается, я провела с ним пять встреч. Фактически это полный курс. После этого я открыла собственную практику и выиграла контракт на предоставление дополнительных услуг учреждениям образования. Что там было потом, после моего ухода, я не знаю. Но уже позже, в подростковом возрасте, он снова попал ко мне по причине ненормального поведения в школе. Ничего серьезного, но я узнала имя и спросила, можно ли мне поработать с ним.
– Исходя из вашего первоначального диагноза, что послужило причиной его нападения на сестру?
– Как я уже сказала, не могу найти файлы, относящиеся к тому времени, так что могу опираться только на память.
– Это лучше, чем ничего.
– Совершенно верно. Если не ошибаюсь, мальчик питал к сестре нездоровую зависть. Сам он был из тех детей, к которым трудно проникнуться симпатией, а вот ее все любили. И от родителей она, как младшая, получала больше внимания. У него же уже тогда проявились проблемы с контролем поведения. В результате сложилась нехорошая комбинация.
Пропустить этот пункт Фрейя, при всех своих проблемах, не могла.
– А вы ничего не забываете?
– Вы о чем?
Фрейя подалась вперед.
– Теперь, когда известно, каким был их отец, разве у вас нет оснований сомневаться в собственном анализе? Не думаете ли вы, что злость и гнев могли быть результатом чего-то более серьезного, чем проблемы с самоконтролем? Мне представляется крайне маловероятным объяснение, что мальчик покалечил сестру в надежде привлечь внимание родителей. Кто-нибудь интересовался обстановкой в семье?
Сольвейг ответила не сразу. Ее полная нижняя губа дернулась, словно от нервного тика.
– Проверять обстановку дома в мои обязанности не входило. Это сфера ответственности социальных служб Хапнарфьёрдюра. Они прислали мне отчет – я опять же вынуждена полагаться на память, – согласно которому обстановка в доме беспокойства не вызывала.
– Ни алкоголизма, ничего такого? И детей никто не обижал?