Книги

Раньше девочки носили платья в горошек

22
18
20
22
24
26
28
30

Все эти противоречия жили во мне, все токсичные патриархальные установки, все специально и случайно брошенные сексистские фразы о моем месте, роли и предназначении. Я впитывала это в себя, жила в страхе и тревоге, что я какая-то не такая, что со мной что-то не так. Сама транслировала в мир все эти стигмы, очень часто осуждала женщин и превозносила мужчин.

Когда я вышла замуж, то весь этот мизогинический смузи был окончательно замешан, даже листочек мяты сбоку положили. Не знаю, почему брак активировал буквально все травмы, страхи, зарубки, неуверенности, которые были внутри меня, но это именно то, что он сделал. Я получила новый статус – жены – и начала тонуть в тревоге: а достаточно ли я хорошая жена? С моим здоровьем тогда творилось что-то невообразимое: высыпала непонятная сыпь, температура без каких-либо симптомов поднималась до 40, меня укусил клещ, появилась киста яичника, и начались кровотечения. С одной стороны, я верю в психосоматику, с другой – в вопросах здоровья всегда ищу золотую середину, стараюсь не уходить в крайности. Однако то, что происходило со мной тогда, было не чем иным, как следствием жуткого стресса, в который я себя вогнала. Я переживала, что плохая хозяйка, что плохая любовница, что мое поведение недостаточно нравственное, чтобы называться женой. Как-то отец мне сказал: «Если ты изменишь Диме, то можешь считать, что ваш брак будет окончен». Меня это вогнало в страшнейшую тревогу, даже несмотря на то, что: а) я не собиралась изменять Диме; б) это наше личное дело. Подобные наставления папа говорил мне довольно часто, как бы между делом, невзначай, и для него это были просто слова, советы, забота, а для меня – очередной повод начать копаться в себе. В конце концов, если отец просит тебя не изменять твоему супругу, то, наверное, у него на это есть какие-то основания? Конечно же, я искала проблему в себе. Раз отец считает важным меня от этого предостеречь, значит, я конченый человек – неверный, нехороший. Я по своей природе влюбчивая: могу очароваться кем-то, думать о нем, предаваться каким-то невинным фантазиям. Для меня не важен пол: это может быть мужчина, может женщина. И если раньше я никогда не переживала по этому поводу, то после заключения брака начала грызть себя. Если какой-то парень мне казался интересным, красивым, привлекательным, то я не наслаждалась этим чувством и не отпускала человека из своего сознания через 15 минут, а бичевала себя за то, что я плохая жена. Последнее, кстати, превращало невинный интерес в нездоровую зацикленность. Ведь порядочная супруга видит только мужа, хочет только мужа, думает только о муже. Мне понадобились десятки часов откровенных разговоров с супругом, чтобы позволить себе снова влюбляться в людей и фантазировать на их счет – большего мне и не надо. Дима тоже признался, что ему могут казаться привлекательными другие женщины и он позволяет себе эти чувства. Другие начали бы ревновать, я же обрадовалась, что я не одна «плохая» в этом браке. Сейчас я и вовсе считаю это здоровым признаком того, что мы с Димой – два взрослых человека, которые живут в согласии со своей природой, а не отрицают ее, как и не являются ее заложниками.

После замужества я почти изолировала себя от друзей, окружения, работы. Я решила, что раз я замужем, то не должна стремиться к богатству, заниматься карьерой, потому что у меня есть супруг: моя задача его мотивировать и вдохновлять на заработок и успех. Это было абсолютно бессознательным и максимально тревожным поведением, но почему-то мне казалось, что оно единственно верное.

Впервые о детях я заговорила через несколько месяцев после свадьбы, которую мы сыграли в Челябинске летом 2013 года. Мне казалось это естественным, само собой разумеющимся: если была свадьба, то нужны и дети, хотя я сама была тем еще ребенком. Дима был против. Мы спорили, ругались, но его взяла. Он лучше, чем я, понимал, что его тогда небольшой доход и мой эпизодический (две тысячи рублей за статью), жизнь в квартире папы – едва ли удачный фундамент для появления ребенка. Я пыталась его убедить самыми идиотскими способами типа «Даст бог сыночка – даст и пирожочек», но позже приняла его позицию. С одной стороны, я согласна с этим высказыванием, потому что, казалось бы, самые бедные и бесперспективные люди каким-то образом воспитывают и отпускают в жизнь детей, иногда довольно успешно. С другой – речь ведь идет о счастливой жизни, а не о выживании. Я уверена, что в материнстве и отцовстве много радости и новых осознаний, но если оно перекрывает твое личное счастье, то в чем смысл? Ведь несчастливы в итоге будут все.

Тогда же я начала ходить на лекции одного «просветленного» бородатого мужика, который рассказывал про трансформацию жизни, судьбы и, конечно же, затирал про мужские и женские обязанности в отношениях. Попала я туда по воле случая: работала журналисткой в нишевом издании о вегетарианстве, а его главред была пиар-директором бородатого мужика. Я очень доверяла главреду, мы были в хороших отношениях, и я шла туда, куда она звала. Ходила к массажистам по ее рекомендациям, к аюрведическим врачам – и, конечно же, к центровой фигуре ее жизни: тренеру личностного роста. Тогда же случились, пожалуй, две самые хреновые вещи: а) я начала слишком сильно копаться в себе; б) стала излишне самокритичной. Вы же знаете, как работают все эти методики? Убеди свою аудиторию, что с ними все не так, а потом пообещай раскрыть большой секрет, который знаешь только ты, и только он может им помочь. На моменте раскрытия большого секрета начинай лить воду, не уходить в конкретику, вызови пару людей на сцену, начни шутить с ними шуточки, поотвечай на вопросы из зала, ближе к концу (тяни до последнего) скажи, что осталось мало времени, поэтому «буквально один вопрос, и все». Я на это легко велась, потому что доверяла редактору. Если все-таки говорить про какие-то тонкие материи, то я понимаю, что эта ситуация стала для меня важным уроком – Уроком доверия к себе. В результате походов на эти лекции я окончательно убедилась, что являюсь отвратительной женой, женщиной, и поэтому начала делать все, чтобы стать «более лучшей» женой и женщиной. Ничего хорошего из этого не вышло: проблемы со здоровьем, в отношениях с мужем, а главное – с собой. Прошло еще достаточно времени, пока я не осознала, что все это было токсичным дерьмом. Вся эта история стала важнейшим шагом на пути не только к истинной себе, но и к феминизму.

Пару слов про женское здоровье. Сразу скажу, это только мое наблюдение за собой, и я всегда обращалась за помощью к врачам, что и вам рекомендую. У меня появлялись проблемы по гинекологии всегда, когда я начинала играть в хорошую жену и ударялась в какую-то мудроженственность. Как только я позволила себе быть собой – той Катюхой, которую я знаю сегодня, – все проблемы проходили. Это к слову про женскую природу… Нам пытаются навязать, что она про замужество, рождение детей, мудрость и кротость, но лично моя женская природа оказалась силой, независимостью, ответственностью и уверенностью в себе: без компромиссов, без желания кому-либо угодить и страха кого-либо огорчить. Сейчас я уверена, что каждая женщина сама для себя определяет, какая природа – ее. Только она и никто другой. И если женщина будет жить в ладу с собой, то и тело будет жить в ладу с ней, что бы мир ни пытался ей транслировать.

В любом случае я благодарна тому опыту вегетарианства и всем полученным знаниям. Все это действительно помогло мне взглянуть на жизнь иначе, более осознанно. И это касается не только того, что я ем и пью. Наверное, будет неправильным сказать, что я верующий человек в классическом понимании этого слова, но я точно знаю, что есть Вселенная, Мироздание, Бог, которые нас любят, оберегают и желают только добра, даже когда нам кажется, что мы давно ими забыты.

До этого, как и многие, я была уверена, что феминистка – это «до первого достойного мужика», что любая нормальная женщина – даже успешная – все равно ориентирована на семью, на мужа, и ничто не определяет ее лучше, чем роли жены, матери и дочери. Более того, несмотря на весь мой интерес к теме секса и желание скорее распрощаться с девственностью, я была уверена, что мир делится на шлюх и не-шлюх. Я старалась сильно это не транслировать в массы, но в ближайшем кругу – да. Мне до сих пор стыдно за те моменты, когда подруги делились со мной своими историями, в том числе про одноночные связи, а я их осуждала, не напрямую, но всем все было понятно. Самое ужасное, что этого не было до брака! Именно статус жены стал для меня предпосылкой к тому, чтобы равняться на людей, причисленных к лику святых. Я гордилась тем, что у меня был один половой партнер за всю жизнь (пусть я у Димы и не была первой), хотя это лишь стечение обстоятельств, но, безусловно, слова бабушки про чистых и невинных девочек накладывали свой отпечаток.

Впервые я задумалась, что феминизм – это что-то нормальное, когда вышел первый визуальный альбом Бейонсе. В песне «Flawless» был вставлен фрагмент из речи Чимаманды Нгози Адичи на Ted Talk, которая называлась «We Should All Be Feminists». Она произнесла фразу, которая особенно мне срезонировала: «But why do we teach girls to aspire to marriage and we don’t teach boys the same?»[3] В те секунды у меня пронесся весь мой брак перед глазами. После замужества я бессознательно, без чьей-либо просьбы положила себя на алтарь семьи и мужа, в то время как Дима продолжил жить как жил. Почему-то в нашем мире замужество – это своего рода женская инициация, которая делит твою жизнь на до и после. К моему огромному сожалению, женщины, которые после заключения брака меняют свою суть, свои ориентиры, свой вектор – с внешних на внутренние, – выглядят печально. Из красивых свободных птиц они превращаются в заложниц «простого семейного счастья», которое лично меня сводило с ума, и, если бы не феминизм, я бы довела себя не просто до печального состояния, а, откровенно говоря, до трагического.

Шокирующим осознанием для меня стало то, что человеку рядом со мной без разницы. Дима любил меня, когда я драила всю квартиру и целый день стояла у плиты; Дима любит меня сейчас, когда я много часов провожу за макбуком и у меня нет времени на хозяйство. Это еще хорошо, когда сексизм не исходит от твоего партнера, можно даже сказать, что это везение. Бывают ситуации более грустные, когда женщине откровенно указывают на ее место. Это был не мой случай, тем не менее это никак не повлияло на уровень моего гнева, когда ко мне начала приходить осознанность.

Феминизм – это нередко и внутренняя борьба, конфликт, раскол. Ты злишься на мир, на людей, из-за которых все эти годы была заложницей токсичных установок, не жила своей жизнью, доводила себя до истерик и проблем со здоровьем. Патриархат отравляет все сферы твоей жизни: ты не можешь нормально строить отношения с партнером, потому что постоянно упираешься в идиотские мужские и женские роли, вместо того чтобы отталкиваться от ваших истинных потребностей; я уж молчу про карьеру, деньги, профессиональное развитие. Я до сих пор иногда злюсь на людей из своего детства, на родственников, даже на бабушку, которую безумно люблю, за то, что мне говорили, какой я должна быть, но никто не спрашивал: а какой я хочу быть? И чего я вообще хочу? Сейчас мне 28 лет, и я до сих пор ищу ответы на эти вопросы, занимаюсь этим каждый день. Феминизм стал для меня важнейшим шагом на пути обретения себя, когда ты не чья-то жена, дочь или мать, а когда ты – это просто ты. Ты женщина, которая уже полноценна и самодостаточна. Тебе не нужна никакая социальная роль, чтобы обрести свою целостность.

Пожалуй, единственный спор, который возник у нас с Димой на почве патриархата, – это мое нежелание менять фамилию после брака. К сожалению, он это воспринял как оскорбление, но никак не мое личное право выбирать, под каким именем мне жить оставшуюся жизнь. Я не злюсь на Диму и не осуждаю его. Так тысячелетиями был устроен мир, и мы до сих пор живем, считая, что женщина своей непокорностью может опозорить мужа или всю семью. Если раньше, не дай бог, женщина давала хоть малейший повод для сплетен и пересудов – это ставило клеймо на семье. В то время как на выходки мужчин реагировали просто: «А, повеса!» Помню, как однажды поделилась с бабушкой, что ревную Диму к его прошлому, на что она сказала: «Он что, евнух, что ли?» Я парировала: «Но у меня ведь никого не было до него». На что бабушка ответила: «И правильно! Девушка должна беречь себя для мужа». Искать логику здесь бессмысленно, как и обвинять более старшее поколение в их взглядах. Моя бабушка пережила войну, Сталина, оттепель, Брежнева, перестройку, развал СССР, 90-е и нулевые. Думаю, ей, как и всем ее ровесникам, можно простить подобный образ мышления. Их представления о жизни – то, к чему они смогли прийти по прошествии стольких лет и событий.

Сейчас мне 28 лет, я могу смело назвать себя феминисткой, а также сильной, успешной и независимой молодой женщиной. Я нахожусь в счастливых партнерских отношениях уже девять лет, детей у меня нет. Набирая все эти слова на своем телефоне, я поняла, что испытываю гордость, когда пишу их. Нет страха, тревоги, неуверенности, а лишь внутреннее спокойствие.

Я очень благодарна Диме, что многие мои взгляды и убеждения он с интересом и трепетом разделяет. Более того, кроме эпизода с фамилией, муж никогда не отстаивал какие-то патриархальные идеи. Думаю, во многом это связано с тем, что у Димы довольно искренние отношения с мамой. Он ее не превозносит, не отвергает, а просто любит, принимает такой, какая есть. Я часто замечала, что токсично-патриархальные мужчины нередко выходят из непростых отношений с мамой, которую они либо совсем ни во что не ставят, либо возносят на пьедестал чистоты и непорочности. В первом случае все женщины такие же плохие, как и мать, во втором – никакая женщина не может достичь уровня святости мамы. К счастью, это не случай моего супруга, поэтому двигаемся дальше.

Когда я говорю, что я феминистка и что у меня нет детей, то многие это связывают. С одной стороны, связь есть. Девушки с фем-прошивкой более осознанно подходят к материнству. Для них родить ребенка это не способ быть хорошей для мужа, родителей, социума, самоутвердиться, предъявить миру венец творения, а что-то совсем иное. Причем даже сложно дать определение, что же это «иное», потому что ответ приходится искать только внутри себя: ни наша история, ни опыт предшественниц (за мизерным исключением) не рассказывает, каково это – становиться матерью, когда ты просто женщина, а не жена, дочь, чье-то приложение и продолжение. Я не хочу ни в коем случае обесценивать женщин, которые когда-либо становились матерями. Уж точно не мне, человеку, который вышел замуж в 21, осуждать людей в бессознательном принятии важных жизненных решений. Я хочу донести другую важную мысль: если женщина хочет делать в этом мире что-то по-другому, то часто ей не на что опереться. В такие моменты я часто представляю следующую картину: октябрь 1917 года, в России переворот, к власти приходят большевики. Для многих не секрет, что Ленин в целях обретения как можно большего количества сторонников обещал различным слоям населения, в том числе объединенным какими-то идеями, дать им желаемое в случае, если они его поддержат. То же случилось и с феминистками Российской империи. Они его поддержали, и Ленин свое слово сдержал, тем более что идеи социализма подразумевают равное положение мужчин и женщин. Так уже в СССР был выпущен декрет о равных социальных, политических и экономических правах между всеми гражданами государства, независимо от их пола. Я представляю день, когда женщина впервые пришла, например, работать на завод, хотя до этого была всю жизнь только женой и матерью. Что она чувствовала? Ей было страшно? Дискомфортно? Или же, наоборот, она себя почувствовала чем-то большим, чем просто приложение к отцу или мужчине? Знала ли она, что ей делать? Я не хочу идеализировать Советский Союз, более того, я уверена, что проблемы революции волновали тогда людей больше, чем вопросы равенства полов. Тем не менее, думаю, аллегория вам понятна: на что опираться, когда опираться не на что?

То же и в материнстве. Моя мама вышла замуж, родила меня, брата, затем, когда у нее появилось время, она начала работать: на первое место работы, еще в студенчестве, ее устроила бабушка, на второе, уже после замужества, ее устроил папа, а после она пошла учиться на юриста и занялась бухгалтерией на нашем семейном предприятии. Первые годы нами занималась она, после бабушка. Бабушка, кстати, была председателем райкома профсоюза медицинских работников – начальницей с высокой зарплатой и привилегиями. Она вышла замуж за деда в 20, в 21 родила тетю, в 26 – маму, отдала их в ясли и садик при предприятии, где работала: сначала в первую смену там, а потом во вторую дома – убирала, готовила, стирала, занималась дочерьми.

При всем уважении к опыту моих мамы и бабушки, которых я люблю и которым благодарна за ту дорогу, которую они мне проложили, я хочу пройти свой путь. Мама, бабушка и другие женщины в моем роду жили, как умели и как считали для себя правильным. Однако ни первый, ни второй варианты мне не подходят, потому что и первый, и второй были с «патриархальной прошивкой», когда женщине была отведена своя роль, и она ее исполняла. Я не хочу быть женой – так, чтобы это меня каким-то образом определяло; я не хочу быть матерью – с той же целью; я не хочу быть дочерью – чтобы этим гордились. Пускай люди со стороны определяют меня как чью-то жену, дочь и мать, если хотят. Главное, чтобы я сама себя не определяла исключительно так.

Возвращаясь к материнству, я очень рада, что мы с Димой сходимся в мысли о том, что рождение детей – это не просто план на жизнь, галочка. Более того, мы только сейчас чувствуем, что подбираемся к возрасту, подходящему к вступлению в новый статус: матери и отца. Давит ли общество? Уже нет. Когда нам было 24 и 28 – давило. Когда вам 28 и 32, вы девять лет вместе и у вас до сих пор нет детей, то все, на что вы можете рассчитывать, – это сочувствующие взгляды. Самые смелые посоветуют хорошую клинику в Израиле и врача, блестяще делающего ЭКО. Жаль, что никто не берет в расчет, что вы можете просто этого не хотеть. Нежелание иметь детей не делает вас прокаженными, неадекватными и психически нездоровыми людьми. Это также не значит, что вы ненавидите детей и осуждаете любые проявления отцовства и материнства в этом мире. Это значит лишь то, что вы находитесь в ладу с собой и понимаете свои истинные желания.

Уверена, что мы с Димой станем родителями, у меня тоже будет собственный опыт беременности и родов. Не уверена, что у нас будет много детей. С моей нарциссической любовью к себе, я и моя матка вряд ли согласимся на создание и воспроизведение больше одного человека. Хотя, кто знает, может, через лет шесть после прочтения этой книги вы зайдете в мой «Инстаграм», а там – «мамочка трех ангелочков».

Конечно, материнство меня пугало и пугает. Я боюсь потерять себя, не иметь возможности жить, как раньше, и вообще разочароваться в этом всем, понять, что я плохая мать и что мое желание иметь детей – не более чем стремление занять внутренние пустоты и потешить самолюбие. Кто-то мне сказал, что о родительстве можно думать, можно не думать, можно к нему готовиться, можно нет, но, когда это случится, все будет совершенно не так, как ты об это думала и представляла себе, на это надо просто решиться.