Глава 3. «Я тебе друг или Автомат по выдаче банок колы?»
Я всегда говорю, что моей первой любовью был муж, но на самом деле немножко лукавлю. Человеку, который был до встречи с супругом, я посвятила терапевтический рассказ «Девять золотых рыбок». Он собрал немало прочтений, и оказалось, что не у меня одной в юности была такая история… любви? Если честно, я сама до сих пор не знаю, как правильно назвать то, что было между нами. Давайте разбираться вместе.
С Арсением мы учились в одном классе. Как и Кирилл, он ушел после 9-го класса в колледж, – тогда и началась наша история. Видимо, нам нужна была дистанция, чтобы по-настоящему сблизиться.
Отношения с Сеней были моим первым и довольно важным опытом. У нас не было секса, даже поцелуев, но мы были близки на каком-то особом уровне, больше чем просто друзья, но и не любовники (не люблю это слово, тем не менее суть оно передает). Почему этот опыт был важен? Он стал репетицией моих отношений с мужем, как и первая близость с Кириллом стала прогоном перед основным выступлением.
Я не помню, как мы начали дружить, но довольно быстро приготовление пиццы у меня дома и чтение ради смеха любовных романов, которые покупала его бабушка, – у него, стали нашей доброй традицией.
Мы часто смеялись: ему, как и мне, многое казалось абсурдным, как и я, он страдал от фарса происходящего. Сеня слушал хорошую музыку, родители покупали ему классную технику (первый айфон и макбук я увидела у него в 2008 году, еще даже не понимая, что это и почему это классно). У него были какие-то свои, очень камерные и порой понятные только ему увлечения. Он писал электронную музыку – очень самобытную; любил снимать на фотоаппарат «Зенит», и снимки у него получались странными, но всегда с настроением, мне кажется, этого он и добивался. В 2008 году в Челябинске еще никто не знал слова «хипстер», но Сеня был именно им.
Полку ништяков тоже придумал он. К слову, я до сих пор пользуюсь этим изобретением. Речь идет об особой полке у тебя дома, на которую ты ставишь все самое классное: любимые книги, памятные вещи, можно также, если конструкция позволяет, клеить на стенки полки мини-постеры. Одним из таких на полке Сени была вырезанная из газеты моя первая опубликованная статья. До нее мы еще обязательно дойдем, но в тот день все произошло следующим образом.
– Привет, что делаешь? – Я позвонила Арсению.
– Ничего, сижу дома.
– Тебе надо срочно дойти до «Роспечати» и купить «Вечерний Челябинск» с моей статьей.
– Больше ни слова! Выхожу.
В тот день было много рандомных и внезапных покупок газеты с моей статьей, потому что подобных диалогов тогда случилось с десяток, и все мои знакомые пошли «прогуляться до “Роспечати”».
В те годы скинуть фотку или видео другу было целой историей, поэтому впервые на полке ништяков я увидела свою статью, когда пришла к Арсению в гости. Мне было приятно. Пожалуй, это то малое, что я по-настоящему оценила, хотя искренних и трогательных жестов с его стороны было намного больше. Из путешествий с родителями он привозил плакаты, значки, книги – все связанное с «Битлз», потому что я очень фанатела от них и думала, что в прошлой жизни была Джоном Ленноном; он записал и выпустил ЕР[2] со мной на обложке; он подарил мне девять золотых рыбок – точнее, восемь золотых, девятая была черной, пучеглазой – я назвала ее Ринго (в честь Ринго Старра), – созвонился с моим братом, чтобы тот ему помог, и в свой 17-й день рождения я пришла домой, а на моем столе стоял аквариум. А еще он приносил мне пустые банки от колы, которые специально покупал большими партиями, все выпивал и отдавал мне. Думаю, здесь нужно небольшое пояснение. Лет в 16 мне пришла идея сделать стенку из жестяных банок колы: просто ставишь пустые банки одну на другую – и ты уже современный художник. И тогда, и лет до 19, когда я начала худеть, чтобы не умереть старой девой, я поглощала колу литрами. Мама ругалась: и из-за колы, и из-за того, что я устроила в своей комнате помойку. В итоге я отстояла право считаться современным художником, и стенка из банок колы простояла не один год. Я ее выбросила в 26 лет, когда в очередной раз приехала навестить родителей. Сеня исправно поставлял мне эти банки, иногда просто мог приехать ко мне с другого конца города, вручить пакет с пустыми банками и уехать.
Арсений поддерживал любую мою идею: отмечать день рождения Джона Леннона в челябинских дворах, сделать какую-нибудь безумную фотосессию и – вы уже знаете – купить мне рыбок, о которых я без умолку болтала, помогать строить стену из банок колы. И знаете, что в этом всем было самое ужасное? Я. Я была ужасна, потому что всего этого не ценила и не осознавала. Мне было плевать, если честно. Я могла быть с ним грубой, резкой, говорить все, что взбредет в голову. Как-то он невинно взял меня за руку, а я ее отдернула со словами: «Фу, меня от тебя тошнит». Более того, это было сказано в присутствии его друзей. Когда он мне поставил послушать песню на диске, который сам записал, распечатал обложку, подрезал ее, вставил в коробочку, я, скривив лицо, спросила: «И что это? Ни слов, ни ритма». Я могла выдавать подобное круглосуточно, не подвергая даже малейшему анализу то, что я транслирую человеку, которого люблю, который мне важен, дорог.
Конечно, та любовь не была глубоким, взрослым чувством, но я могу сказать, что любила его и мы были действительно близки. Он делился со мной тем, что переживает из-за отношений мамы с третьим мужем: она жила у него, а Сеня жил с бабушкой. Как и у большинства семей, у них были свои сложности, детали которых я, конечно, уже не помню. Я делилась с ним своими переживаниями из-за отношений с мамой, которые у нас всегда были непростыми. Он был действительно близким и важным для меня человеком, с которым я вела себя отвратительно. К сожалению, не я одна. Когда я опубликовала рассказ о нем и подписчицы начали делиться со мной своими историями, я поняла, что это какая-то наша одна большая общеженская история. Нередко с парнями, которые нас любят, ценят, мы ведем себя как последние суки. Чаще в юности, потому что когда мы взрослеем, становимся осознаннее (дай бог, конечно), то относимся к окружающим иначе, так как сами уже другие люди. Когда я начала работать с психологом, разбираться в себе, в отношениях с мужем, я часто вспоминала Сеню, так же как и других людей из моего прошлого, с которыми, казалось бы, нас уже ничего не связывает, мне совершенно неинтересно, как их дела, но внутри – в моей архивной картотеке всех событий и людей – их личные дела стоят неровно: торчат, застревают в механизме и не дают нормально закрыть ячейку. И ты действительно можешь без них прожить, ты уже думать забыл о существовании этих людей, но то и дело задеваешь торчащие папки с их именами, которые нередко мешают достать дела тех людей, которые тебе сейчас важны, но ты не можешь дотянуться. Хочешь не хочешь, но рано или поздно папку придется достать, сдуть пыль, перебрать, выбросить лишнее и аккуратно поставить на место.
Не скажу, что я хочу вернуть дружбу с Арсением, думаю, и он меня не вспоминает, но, если мы когда-нибудь столкнемся, я буду рада его видеть, хотя до этого мы еще дойдем: до всех наших встреч, которые так и не состоялись.
Все начало рушиться незадолго до моего отъезда в Москву. В одной точке сошлось несколько сюжетных линий: Сеня устал меня терпеть, у него появилась девушка, рыбки стали умирать одна за другой. Возможно, рыбки здесь ни при чем, но их кончина оказалась крайне символичной. Последнее, что я помню, – как мы сидим в сквере перед оперным театром, точнее, он сидит, моя голова лежит у него на коленях, он зачитывает мне тест из ЕГЭ по литературе, а я выбираю правильные ответы. Я предчувствовала конец: мне было очень хорошо в том моменте, я знала, что запомню его надолго, но также понимала, что ничего подобного между нами больше не повторится. Мы больше не будем готовить вместе пиццу, не будем фотографироваться, читать вслух нелепые диалоги из любовных романов, не будем гулять с моими собаками и курить за девятиэтажкой перед моим домом, пока никто не видит. Так все и произошло.
«Я тебе друг или автомат по выдаче банок колы?» – сказал Сеня через несколько дней после сцены с моей роковой репликой: «Меня от тебя тошнит». Я рассмеялась, потому что растерялась и не знала, что сказать: мне было непривычно видеть его злым, да и какой повод? Ну сказала, ну и что?
Мы как-то замяли этот конфликт, вряд ли я извинились (моя гордыня тогда была редкого сорта), скорее мы просто решили сделать вид, что ничего не было. Через пару дней он пришел ко мне домой пьяным, ну, правильнее будет сказать, подвыпившим. Мы были одни в квартире, я сидела перед компьютером, что-то ему рассказывала, как он внезапно поцеловал меня в щеку. Я оцепенела: от неожиданности и страха. «Мне кажется, это было лишнее», – сказала я, так же уткнувшись в монитор. «Я люблю тебя», – услышала я голос сзади. То ли от шока, то ли от все того же страха я резко выпалила: «Протрезвей сначала!» На какое-то время Сеня замер, а потом ракетой вылетел из моей комнаты и, наспех надев кроссовки, ушел из квартиры. Даже не поздоровался с братом, который как раз вернулся из университета. «Что с ним?» – спросил брат. Я пожала плечами.
Если честно, я до сих пор не знаю, как к этому всему относиться, особенно с той фем-повесткой, которая сегодня витает в воздухе. С одной стороны, мой друг, близкий человек, открылся мне, рассказал о своих чувствах, с другой – пьяный парень пришел ко мне домой, поцеловал меня, очевидно без моего согласия, признался в любви и, не получив желаемого ответа, обиделся и ушел. Я до сих пор не понимаю, где проходила грань: между тем, что сукой оказалась я, и тем, что не прав был все-таки он?