— Кому — Стасе? Кому — аминь?

— Господи!.. Что ты с ним сделал? — спросила Стасе, которая первой обрела дар речи.

— Чучицу!

— Какую еще чучицу?

— Японскую.

— А что это такое?

— Ты что, слепая? Или в глазах от любви туман?.. — зло сказал Алексюс, и в ту же самую минуту графский колокол зазвонил «Ангел господен». Напалис сунул к лицу Пятраса свой факел. Тот даже головой не шевельнул.

— Господи! Убил человека! — душераздирающе завопила Стасе.

Алексюса чуть ве затошнило от ее крика:

— Пятрас, не дури! Вставай!

Попробовал поднять его за руки. Но голова Пятраса повисла. Только белки глаз приоткрылись да белые зубы. Будто улыбнулся Гавенас с того света...

— Фельдшера!.. Ирод! — воскрикнула Розалия.

Алексюс, ног не чуя, понесся к Валюнасам. Фельдшера не оказалось. Фельдшера увезли к больному. На другой конец прихода. Забежал Алексюс к похоронщику Людвикасу Матиёшасу. Притащил одышливого старика на озеро. Старичок улегся на Пятрасе, послушал грудь, пощупал запястье и заявил:

— Полицию зовите. Беда.

И снова бежал Алексюс, подгоняемый стонами Стасе. Господи, что теперь будет? Что будет, ведь мать Пятраса в Лабанорасе разбита параличом, но еще жива. И что делать Алексюсу — самому вешаться или дать себя посадить в тюрьму? Но кто же тогда позаботится о Стасе и матери Пятраса? Что родная мать скажет?.. Которое из двух зол выбрать Алексюсу? Вот почему он не в участок побежал, а к Гужасу, самому человечному из всех полицейских... Но Гужас был пьян по случаю заговенья. Никак не мог расставить по порядку слова Алексюса и разобраться, что же случилось.

— Джиу-джитсу? Чучицу!.. Плевал я на твои фокусы. Я трех таких лягушат, как ты, животом задавлю!

Алексюс обиделся. Но разве станешь сейчас объяснять, что он может даже такого борова уложить? Бежал впереди пьяного Гужаса и все возвращался, потому что успело стемнеть. Гужас то шел, то падал — самому подняться с таким брюхом трудновато. Выбился из сил Алексюс, пока доставил Гужаса на место несчастья. А толку-то никакого... Вытер Гужас пот с шеи, обмакнул платком фуражку изнутри и сказал, что человека больше нету, что Пятрас — это вам не Иисус Христос — не воскреснет. Всех, кто жив, завтра призываю в свидетели, когда придется протокол составлять. А покойника везите в Цегельне. Пускай у Блажиса голова болит... И потопал, понес свое брюхо к жене Эмилии. Кому везти да как — не его дело, мол.

— Швецкус лошадь ради Пятраса не даст, — первым заговорил Алексюс.

— Даст! — сипло крикнула Стасе и побежала домой...

Ничего другого и Алексюсу не осталось. Нестерпимо захотелось догнать Стасе и сказать, что он... Не догнал и слова подходящего не нашел. На сердце было пусто и уныло, как на выжженной морозом пустоши. Зазеленеет ли когда-нибудь травка, зацветут ли подснежники? Скорее бы весна!.. Может, беда подзабудется, может, ласковое слово найдется, когда Стасе Алексюсу на пашню горячих оладий принесет...