С самого утра запахло в городке квасом из хлебных корочек да блинами. Погода выдалась как по заказу. Ночью шел снег, утром подморозило. Крестьяне, усадив детей в сани, со звоном бубенцов носились по дорогам. А приплод босяков веселился на озере Дригайле. Напалис привязал санки к санкам, прикрепил их к коловороту и до тех пор крутил, пока все дети не попадали с санок. Одного разика не хватило. Пришлось второй, третий, четвертый заход делать. Когда не осталось ни одного мальца с нерасквашенным носом, уступил коловорот подпаскам да батрачатам. Те тоже потели, визжали, пускали друг другу кровь из носу и были счастливы.

Под вечер пришли на озеро парни и девки. Стали и они, усевшись попарно на летящие саночки, баловаться, близкую весну возвещая, по-журавлиному курлыкать да токовать по-тетеревиному. Радость хлестала через край, и даже пожилые бабы сюда сбежались, чтоб вспомнить свои молодые деньки.

У одного только Алексюса Тарулиса настроение насмарку. Из Цегельне на озеро явился его закадычный друг и старая любовь Стасе — Пятрас Летулис, которого всю осень и всю зиму не было в Кукучяй. Одного его взгляда хватило, чтобы Стасе перестала на него дуться. Задрожала, будто осиновый листочек. Одурев от счастья, не знала, держаться ли при Алексюсе или сразу кидаться на шею Пятрасу. А языкастым бабам только и подавай такое. Пристали к Пятрасу с расспросами, отчего он так исхудал — от работ непосильных или от любви к хозяйской дочке Микасе. А может, он, запродав свое тело Блажисам, собирается сегодня вечером последний дух в чулане у Стасе испустить. Ничего из этого не выйдет! Стасе завела другого ухажера. Помоложе да поласковей.

— Не может быть! — хохотал Пятрас. — Алексюкас, значит, так ты мою Стасе охранял?

Алексюс прикинулся, что не расслышал, хотя сердце обливалось кровью. Как тут сдержаться? Как не сбежать? Ведь перед приходом сюда он дернул добрый глоток травяной настойки из тайника Швецкувене ...для храбрости, мечтал обнять Стасе и впервые поцеловать в губы... на саночках, под посвист ветра... А видишь, как все обернулось! Видишь!

— Да ты, Пятрас, и впрямь худой, будто мощи, — в ярости сказал Алексюс. — Едва узнал...

— Зато ты, Алексюс, жирен, как полицейский Гужас, — отбрил Пятрас, еще больше развеселившись и всех развеселив, потому что второго такого тощего парня, как Алексюс, не просто было отыскать.

— Ура Лашининскасу[6] наших босяков! — закричал Напалис, обрядившись чертенком и, достав из кармана ломоть красной свеклы, разрумянил Алексюсу щеки.

С Напалисом драться не станешь. Тем более, что его брат Зигмас — одетый журавлем — в тот же миг проехался по лицу Пятраса вымазанной в саже перчаткой и, превратив его в Гавенаса, воинственно закричал: