Сантен не приняла угрозу всерьез, мечтательно продолжала:

— Летчики такие храбрые, разве ты так не считаешь, Анна? Они, должно быть, самые храбрые мужчины в мире. — Она заторопилась: — Быстрее, я не успею посчитать моих цыплят.

Выпрыгнула из таза, забрызгав выложенный плитами пол. Анна завернула ее в нагретое перед печкой полотенце.

— На улице уже почти светло!

— И немедленно возвращайся сюда. Сегодня полно работы. Твой отец перевел нас на голодную диету своей неуместной щедростью.

— Нам нужно было предложить этим доблестным летчикам поесть.

Сантен натянула одежду и присела на табурет, чтобы застегнуть крючки на сапогах для верховой езды.

— И не болтайся по лесу…

— Да тише ты, Анна. — Сантен вскочила и шумно сбежала по лестнице.

— Сразу же возвращайся! — громко крикнула Анна ей вслед.

Облако услыхал приближение девушки и тихо заржал. Обеими руками Сантен обняла его за шею и поцеловала в бархатистую серую морду.

— Bonjour, здравствуй, мой дорогой. — Она стащила у Анны из-под носа два кусочка сахара, и Облако ронял слюну на ладонь, которая кормила его. Сантен вытерла руку о шею коня, и, когда отвернулась, чтобы снять седло с крюка, жеребец подтолкнул ее мордой в поясницу, требуя еще лакомства.

Снаружи было темно и холодно, и наездница пустила жеребца легким галопом, наслаждаясь ледяным потоком воздуха, обдувающим лицо; нос и уши Сантен ярко порозовели, а глаза начали слезиться. На гребне холма девушка, натянув поводья, остановила коня и стала вглядываться в мягкий, оружейно-металлического оттенка блеск рассвета, наблюдая, как небо над длинным горизонтом становится цвета спелых апельсинов. Позади Сантен на фоне неба вспыхивали и гасли резкие, мигающие отсветы артиллерийского огня. Девушка ждала, когда пролетят самолеты.

Даже при орудийных залпах она услышала вдали гул моторов, и вот они, рыча, влетели в желтый рассвет, такие свирепые, быстрые и прекрасные, как соколы; такие, что Сантен вновь почувствовала, как сильнее забилось ее сердце, и она встала на стременах, чтобы приветствовать их.

Ведущим был зеленый самолет, с тигровыми полосами, нанесенными в знак побед, самолет неистового шотландца. Сантен подняла обе руки высоко над головой.

— Лети с Богом и возвращайся невредимым! — прокричала она свое благословение и увидела, как под смешной клетчатой шотландской шапочкой блеснули белые зубы, и зеленая машина, пролетая, покачала крыльями и начала забираться все выше в зловещие, мрачные тучи, которые висели над германскими позициями.

Сантен смотрела, как самолеты улетают, как другая машина пристраивается поближе к зеленому ведущему, образуя боевой порядок, и ее охватила огромная печаль, страшное ощущение неполноценности.

— Почему я не мужчина?! — громко крикнула она. — Почему я не могу отправиться с вами? — Но они уже скрылись из виду, и Сантен направила Облако вниз с холма.

«Они все погибнут, — подумалось ей. — Все молодые, сильные, красивые мужчины, а нам останутся лишь старые, увечные и уродливые». Ее опасения подтвердил отдаленный многоголосый гул орудий.

— Как бы я хотела, о, как бы я хотела… — произнесла она вслух, и жеребец повел ушами, чтобы слышать ее, но Сантен не продолжила, ибо не знала, чего так хотела. Знала только то, что внутри ее была пустота, которую отчаянно требовалось заполнить, огромное желание чего-то, чего сама не знала, и необыкновенная печаль обо всем мире. Сантен отпустила Облако попастись на небольшом поле позади шато и вернулась пешком с седлом на плече.