Кстати, вранье это стало близким к правде в ноябре 1995 года, когда я приехала в Париж смотреть помещение именно для этого проекта, но он не состоялся из‐за убийства израильского президента Рабина.
Мы взяли бутылку красного вина и салат «Капрезе».
— Давай статью. Без пол-литра и впрямь не понять, к чему ты клонишь.
Тарелка с ломтиками белого сыра и помидоров с листиками базилика выглядела аппетитно. Иржи ел с наслаждением, я курила, озадаченная замечанием. К чему я клоню? Пусть дочитает до конца. Хотя конца там нет.
«Вера оказалась в Терезине в сентябре 1942 года. К тому времени там уже вовсю работали детские дома, организованные еврейской администрацией. Вальтер возглавлял „Едничку“, комнату № 1 в доме L-417, где жили подростки. В придачу к папе Вальтеру, в которого, так же как в Брно, были влюблены все ребята, у них появилась молоденькая мама Вера».
— Ну, мамой я бы ее не назвал…
— В то время тебя в Терезине не было.
— Но скоро я там появлюсь…
Иржи склонился над текстом. Зря я все это затеяла… Но кто тогда укажет мне на ошибки?
«В декабре 1942 года Иржи с братом Франтой и мамой Ханой прибыли в Терезин. В казарме, куда их поселили с братом, спать было невозможно: холод, вши, клопы, блохи. Брат работал на разгрузке транспортов. В январе мать получила повестку на восток, Франта поехал с ней. Поезд ушел. В подавленном состоянии духа Иржи возвращался в казарму. И тут ему встретилась сияющая Вера. На светлых, выбивающихся из-под капюшона кудряшках искрились снежинки. „Пошли к нам, — предложила Вера, — Вальтер будет рад“. — „А ты?“ — спросил Иржи Веру. — „Я тоже, конечно, но главное — Вальтер“.
Иржи отказался от предложения Веры и устроился вожатым в Ганноверские казармы. Скаутский опыт помог ему собрать восьмилетних и десятилетних мальчиков в группу. Работать удавалось, спать — нет. По тем же причинам. Иржи сдался и пошел к Вальтеру. Вера его не любит и не полюбит, глупо ревновать. Вальтер взял его в помощники и поместил в комнату, где жили вожатые. Там можно было отоспаться».
— Все не так, — покачал головой Иржи и разлил по второй.
— А как?
— Я не устраивался в Ганноверские казармы. И встретил на площади не Веру, а другую соученицу из Брно, она погибла. Так вот: та попросила меня помочь ей с трудными мальчишками, и я согласился. Но не из чистого альтруизма. Вожатых не гоняли на общие работы. Кстати, ты небрежно отнеслась к моей беседе со Стивеном Дином. Во время интервью Зденка сидела рядом, что прямо следует из ее реплик в тексте. Так что про Веру я и словом не обмолвился.
— Вычеркнуть Веру?
В таверну ввалилась компания шумных итальянцев.
— Экскурсия в Терезин завершена, — съязвил Иржи.
— Но тут еще две страницы…
— Нет, наша продолжается. И в главном ты права — я был влюблен в Веру и страшно страдал. Чувства, не нашедшие выхода, вытеснила общественная активность. Ну и голод, он все обостряет, — дожевав последний ломтик сыра, Иржи уставился в меню. — Хлебцы с чесноком… Зденка была бы против. А я обожаю чеснок, особенно зажаренный в масле. Или это неподъемная трата для ЮНЕСКО?
На сей раз официант был занят итальянцами и не явился по первому зову.