— Из недавних — статья про Карела Полачека[60] в новом еврейском журнале. Он был в Терезине, Лене будет интересно.

— А если бы не был? Думаю, русской писательнице еврейско-армянского происхождения, живущей в Израиле и думающей по-чешски, будет полезно изучить творчество великого чешского писателя. Даже если бы он не был убит как еврей.

— Но он был, — не отступает Зденка, — и потому твоя статья будет вдвойне интересна.

— Чтобы написать десять страниц, я целый год собирал материалы. А у Лены раз — и готово. Она — лайнер, а я старая бричка.

— Не забывай, она моложе тебя на целых тридцать лет.

— Если быть точным, на двадцать девять. Для учительницы чешского языка и литературы, даже такой квалифицированной, как моя любимая жена, цифры ничто. Но для нас, историков…

И так они могут препираться часами.

— Расскажи про Полачека!

— Что ж, это тоже очень известный писатель. Почти как ты. Остроумный. Неустаревающий. Шутил он и в Освенциме… Правда, недолго. Иржи достал из портфеля журнал, открыл на том месте, где лежала закладка, и прочел вслух:

«…Несколько человек идут на казнь. По дороге к виселице одного из них по крайней мере разбирает желание вытворить что-нибудь этакое напоследок. Если казнь задержится на десять минут, между жертвами возникнут интриги; если на четверть часа — палач получит от кого-нибудь из них донос. Через полчаса среди жертв объявится доброволец — ассистент палача, и он будет вне себя от счастья, когда палач похвалит его, пусть даже и с петлей на шее».

— Это такой наш типично чешский юмор, — заметила Зденка. — Макабрический. Кстати, после того как огласили списки тайных агентов, происходит ровно та же история. Одна надежда на президента-абсурдиста. Ты читала Гавела?

— Гавел в Терезине не был, — сказал Иржи. — Зачем Лене его читать?

Опять начинается. Я напомнила Иржи про фотографии.

Иржи Франек, 2000. Фото Е. Макаровой.

— Сейчас-сейчас, я клал их в Полачека.

— Рассеянный, как все профессора, — в голосе Зденки звучала нескрываемая гордость.

— В Полачеке меня нет, значит, остался дома…

— Поищи себя в портфеле, — расхохоталась Зденка.

— О, нашелся! Видишь, какой я тут нарядный! — Иржи протягивает мне снимок, где он стоит навытяжку в форме и фуражке. — Регулировщик железнодорожного движения, статуэтка!

— Та еще статуэтка… Жеребец! Дамы так и увивались. Ждут поезда, делать им нечего… С семидесятого по восемьдесят девятый я лопалась от ревности.