Время остановилось на дате 22 июня 1941 года, московское время три часа пятьдесят минут. На границе от Балтики до Черного моря предутренняя тишина. Я остановил воспроизведение.
– Ваши Императорские Высочества, представьте себе гигантский Порт-Артур, вытянутый в нитку вдоль границы от Балтики до Черного моря с гарнизоном в пять миллионов солдат. И такое же внезапное и вероломное нападение без объявления войны, как и ночью 26 января сего года. Только сила нападения была увеличена тысячекратно…
Я запустил нарезку из кадров «Брестской крепости» и еще нескольких фильмов о войне. В ролик на сорок пять минут была кратко включена вся война. Туда попало все – и Бабий Яр, и Хатынь, и разгром немцев под Москвой и Сталинградом, и американский Перл-Харбор на далеких Гавайях, как реинкарнация Порт-Артура. Пусть знают, что этих только могила исправит – так что Перл-Харбор в той истории в этой еще выйдет Японской Империи боком. Вот и блокада Ленинграда… Да, кстати, маршал Маннергейм, ныне подполковник, сейчас служит в кавалергадском полку гвардии. Судя по тому, как переглянулись Михаил и Александр Михайлович, любезному Карлу Густаву будут заданы вопросы, на которые он затруднится ответить.
Надо было видеть, как менялось выражение их лиц, когда фронт двинулся в обратную сторону, сначала медленно, после упорнейших сражений под Сталинградом и Курском, потом все быстрее и быстрее покатился назад – туда откуда он и пришел. Операция «Багратион» летом сорок четвертого, а потом Висло-Одерская операция в январе сорок пятого наглядно показывали, как НАДО воевать. На экране танк Т-34, тараном сносящий ворота в Освенцим. Люди-скелеты и жирный дым из крематория, надпись «Труд делает свободным», тоже никому из присутствующих переводить не надо. Все – промелькнула дата девятого мая сорок пятого года, потом ядерные грибы над Хиросимой и Нагасаки. А потом армия-победительница Третьего Рейха с ходу сносит в небытие хваленую Квантунскую армию. И краткий обзор победившей страны. Руины городов и заводов, сожженные деревни и села, бабы, пашущие на коровах. Особенно впечатляли кадры, снятые с пролетающего над Минском, Киевом или Сталинградом кукурузника У-2. Их высочества к полетам на птичьей высоте непривычны, а потому воспринимают это особенно остро. И сытое рыгание политиков из страны, на которую не упала ни одна бомба: «Россия будет восстанавливаться пятьдесят лет», ну и про атомную монополию, которая у них тоже на примерно такой же срок. И страна, покрытая стройками, города, фактически отстроенные заново на пепелище. Речь Черчилля в Фултоне, Берлинский кризис и начало холодной войны. И ядерный гриб в сорок девятом над Семипалатинским полигоном. Вот вам, бабушка, и пятьдесят лет атомной монополии… Война в Корее. С момента окончания предыдущей войны прошло всего пять лет, а недавние союзники уже стреляют друг в друга, правда, пока это касается только летчиков. Но уже готов воплотиться план «Дропшот». Все, стоп – пятое марта пятьдесят третьего года. Советская Империя на вершине своего могущества. Фактически готова ракета Р-7 и всего через полтора года будет первый спутник и возможность доставить спецбоеприпас в любую точку земного шара. Уже встал на крыло межконтинентальный бомбардировщик Ту-95, способный долететь до Америки без дозаправки. А его гражданский собрат, Ту-114, делает это без дозаправки даже туда-обратно. Нас начинают бояться – а значит, и уважать. И вот тут умирает человек, который знал, как это надо делать…
Я посмотрел на часы – со всеми паузами, всеми вопросами и ответами наш саммит продолжался уже четыре с половиной часа. Многовато, надо бы перерыв сделать, мозги остудить, а то придется кормить господ Романовых Пенталгином с Цитрамоном.
Тут меня будто услышал Мартынов, подходит и тихонько на ухо говорит:
– Михаил Васильевич, там, в вагоне-ресторане, все готово, повар Наместника расстарался, когда узнал, кого кормить будут. Бабу-немку, горничную принцессы и слугу Александра Михайловича согласно статусу разместил в гостинице при станции. Гусарам и кирасирам наварили каши, порожняк под литер Б из Читы придет часа через четыре. Наехал на начальника станции, выбыл старых шпал и кучу всякого деревянного горбыля – ночь, знаете, совсем не тропическая, сейчас развели костры, греются.
– Хорошо, Евгений Петрович, – шепнул я ему в ответ, – благодарность вам преогромная за усердие. А сейчас за ужином присмотритесь к господам Романовым, сможет ли кто их них стать товарищем? – и уже в полный голос: – Ваши Императорские Высочества и господа офицеры! Лейтенант Мартынов Евгений Петрович сообщает, что в вагоне-ресторане все готово для ужина, ждут только нас. Дорожный шеф-повар его высокопревосходительства Наместника Дальнего востока выражает вам свое уважение и желает приятного аппетита. Если будет таково ваше желание, то давайте сделаем перерыв на ужин…
Александр Михайлович посмотрел по сторонам.
– Ольга, Мишкин, ну как, возражения есть? Нет? Тогда мы принимаем ваше предложение, ну а после продолжим нашу занимательную беседу.
На выходе из салон-вагона меня взяла под руку Великая Княгиня Ольга.
– Михаил Васильевич, проводите меня до вагона-ресторана, будьте любезны, – и уже полушепотом: – Хочу задать вам пару вопросов, но так, чтоб не слышали ни Сандро, ни Мишкин.. Скажите, а почему вы с нами то преувеличенно вежливы, но, наоборот, прямолинейны, почти грубы. Мы ведь и обидеться можем.
– Ваше Императорское высочество, – так же тихо зашептал я, – бывают моменты, как сейчас, когда мы не заняты делами, и тогда я капитан первого ранга, а вы принцы и принцессы крови. Тут любая прямолинейность и грубость будет неуместна и приравнена к оскорблению. Но как только речь заходит о спасении России, тут нам следует быть соратниками, каждый их которых должен выполнять свою часть плана. Именно равноправными соратниками, каждый из которых действует в рамках своих возможностей, и только тогда у нас что-нибудь получится. Нам не нужна власть над Россией, нам надо чтобы она была Великой, Процветающей и в Безопасности. Власть это по вашей части, именно для этого вас и родили на свет. Так извольте же соответствовать лучшим эталонам, а не худшим.
– Ну, вот опять, – усмехнулась Великая Княгиня, – но я принимаю ваши объяснения. И, кстати. Объясните в отношении меня – лучший эталон, это кто – неужели Екатерина Вторая? Недаром же у нее есть титул «Великая»?
Но тут мы пришли в вагон-ресторан и я получил право не отвечать на последний вопрос.
Ужин проходил в почти полной тишине, только изредка позвякивала посуда. Повар сегодня превзошел сам себя, да и их Императорским высочествам было не до разговоров. Сначала длинный санный путь по льду озера, потом достаточно нервный разговор, в ходе которого на их бедные головы упало множество неожиданной и крайне неприятной информации. Во время ужина я незаметно наблюдаю за господами Романовыми и вижу, как эта информация, получив время и возможность несколько упорядочиться, аккуратно оседает в их головы. Ведь это далеко не самые глупые из Романовых – я имею в виду Александра Михайловича и Ольгу – а скорее, наоборот. У Михаила же явственно проглядывает сидром затянувшегося детства, которое длится и длится. По моему мнению, возможность того, что когда-нибудь на него будет возложена Высшая Власть, пугает его больше, чем перспектива безвременной смерти от рук революционеров. Пожалуй, с идеей Пал Палыча Одинцова о Великом Государе Михаиле Втором придется распрощаться. Предел его компетенции – командир бригады, дивизии, или, в крайнем случае, корпуса. Фсе! На этом его возможности исчерпываются полностью. И не надо на него давить – в ответ он только упрется, и ничего больше мы от него не получим. Пусть идет по военной стезе, только надо будет проследить, чтобы ему не испортили жизнь стервозные великосветские бабы, желающие получить в сожители Великого Князя. Он в нашей истории, наверное, оттого так скандально и женился, чтобы окончательно перекрыть себе путь на престол. И даже если он сам не осознавал, для чего ему нужна эта связь с женой его подчиненного, то подсознание тут поработало на все сто процентов. Оно, это подсознание такое упрямое и трудновоспитуемое…
Возводить же на престол Александра Михайловича – геморрой еще тот, уж больно давно отделилась основного древа Романовых эта ветвь. Перед ним слишком много претендентов, ведь его отец – самый младший сын Николая I, да и он сам лишь четвертый сын в семье. Пожалуй, лейтенант Мартынов прав – придется Одинцову браться за Великую Княгиню Ольгу Александровну, других вариантов пожалуй что и нет. И будет у нас императрица Ольга Первая – или Вторая, если засчитать в ряд мать конунга Святослава. Вон она – сидит напротив и клюет, как птичка, из тарелки нечто постное, сама не подозревая о своих перспективах. Да, пора вспоминать старую добрую песню, которая здесь еще не написана – «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». И напоминать всем, что пика относительного могущества Российская Империя достигла при Екатерине Второй, она же Великая. Это когда вся Европа на цыпочках ходила, только чтобы не потревожить чуткий сон русского медведя. Это уже при Павле I и его сыне Александре Палыче нас стали меньше уважать, но тысяча восемьсот двенадцатый год все поправил. И целых сорок лет, до самой Крымской войны, никто не решался проверить Россию на прочность. И, возможно, если бы Николай Палыч нашел тогда в себе силы, как ИВС выйти к народу и сказать: «Братья и сестры, на нас напал лютый враг, но наше дело правое, победа будет за нами» – русский мужик бы поднялся и еще раз порвал бы французов заодно с британцами на портяночные лоскуты. И неизвестно, где бы окончилась война – в Париже или даже в Лондоне, но уж точно не в Севастополе. Но не срослось…
Внезапно я поймал взгляд Александра Михайловича – тот указал глазами на выход, я кивнул в ответ; ну что же, главам делегаций предстоят переговоры тет-а-тет.
Спустились на грешную землю по вагонным ступенькам. А ночь-то морозная. Та хмарь, что собралась в небе вечером, как-то рассеялась, и теперь с черного неба на нас смотрели яркие, как лампочки на новогодней елке, звезды. Видимость, как говорят летчики, миллион на миллион. А на земле свой процесс – пылают огромные костры из старых шпал, возле них греются как гусары с кирасирами, так и возницы саней, что поутру повезут нас на станцию Байкал, чтобы мы могли отправиться дальше в сторону Санкт-Петербурга на поезде Великих Князей. Но это будет завтра, а сейчас, по очереди кивнув матросу-часовому, стоящему с трехлинейкой у вагонных дверей, мы отошли чуть в сторонку и закурили.
– Михаил Васильевич, – Великий Князь немного помолчал, – неужели все так плохо, или вы все сгущаете?