Книги

Пусть ярость благородная

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да мы уже, собственно, и решили, Михаил Васильевич, что вы так волнуетесь? – вздохнул Александр Михайлович. – Если нас ждет будущее, в котором господствуют американские торгаши, то бороться с такой перспективой надо изо всех сил. Уж коммунизм господина Сталина был лучше тем, что хотя бы не отрицал воинскую доблесть и честь. А теперь покажите нам, что было дальше, ведь от девяносто первого по две тысячи семнадцатый больше двадцати лет – а это целая эпоха.

Ну, я им и показал, что есть наглое сытое хрюкающее американское господство. Девяностые и начало нулевых. Девятый круг ада. Страны по всему миру, разбомбленные во имя демократии. Кровавая, как застарелый геморрой, война на Кавказе. Общечеловеческие ценности в виде прав геев и лесбиянок. Толерантность, доходящая до маразма. Пятидневная война трех восьмерок. Русские убивают грузин, а грузины русских. И над всем этим разжиревший американский банковский капитал, крысиная возня Ротшильдов и Рокфеллеров. И гнусные рожи так называемой российской элиты, пожирающей страну заживо. Стоп – вот две тысячи двенадцатый год; по зимним московским улицам течет украшенный белыми ленточками хипстерский гной. Вспомнил и самому хочется блевать. Гной протек и схлынул, прошел сначала тринадцатый, наступил четырнадцатый год. Мятеж на Украине, Крым Наш, Война на Донбассе, народ сопротивляющийся нашествию нечисти, под заунывный вой западных доброхотов, накладывающих на Россию экономические санкции. Глухая оборона с отдельными контрударами, вреде начала операции российских ВКС в Сирии в две тысячи пятнадцатом году. И так вплоть до две тысячи семнадцатого.

– Спасибо, Михаил Васильевич, объяснять ничего не надо, это конец света… – Александр Михайлович посмотрел по сторонам. – Чтобы мои внуки и правнуки не жили в таком мире, я согласен вешать и стрелять. Эта мерзость хуже смерти. А вешать и стрелять найдется кого – идейных предтеч этой мерзости предостаточно и у нас. Мишкин, Ольга, а вы чего молчите?

– А что говорить, Сандро? – неожиданно хриплым голосом сказал Михаил. – Как вы с Ники скажете, так и сделаю, только царем быть не заставляй, как Ники в тот раз. Ну не мое это, Сандро, не мое! Знаю же, что Ники тоже тяготится своей долей. А вдруг узнает про все это, да про еще не рожденного больного Наследника, и захочет отречься? Вон Ольга есть, Ксения твоя!

Глаза Ольги широко расширились.

– Да, воистину говорят – насильно мил не будешь… – Александр Михайлович вопросительно посмотрел на Ольгу.

– Ой, мамочки… – только и смогла сказать та.

– Да нет, мы сейчас не о том, – успокоил ее Александр Михайлович. – Ники еще не отрекся, и неизвестно, отречется ли вообще. Кто будет ему наследовать при наследнике, по прямой линии неспособном принять трон, решает Государственный Совет, а не мы. Просто Мишкин, как пуганый заяц, каждого куста боится. Сейчас разговор о другом. Согласна ли ты помочь нам изменить будущее России? При этом нашими врагами могут стать большинство наших вчерашних родственников и друзей, а впереди будет только выбор между победой или смертью.

– Конечно, да, Сандро! – Ольга вытерла непрошенную слезу. – Что надо делать?

– Сейчас мы посмотрим и послушаем, как наши друзья из будущего попали в наше время и что именно произошло под Порт-Артуром. Я понимаю, что все устали, но им надо дальше в Санкт-Петербург, а нам – в Порт-Артур. В нашем распоряжении только эта ночь.

Как подтверждение слов Великого Князя, в отдалении гугукнул паровоз и послышался шум приближающегося состава.

Мартынов посмотрел на часы.

– Три часа пятнадцать минут, по времени это должен быть порожняк под Литер-Б, точно они.

– Ты, Евгений Петрович, сходи посмотри, – сказал я, – а я пока расскажу Их Императорским Высочествам о наших личных приключениях.

И вот на экране появляется бухта Золотой Рог, стоящие на бочках корабли.

Спрашиваю:

– Александр Михайлович, вы же бывали во Владивостоке? Узнаете место?

Он кивает головой.

– Да, Михаил Васильевич, это Золотой Рог. И, как я догадываюсь, это Владивосток в вашем две тысячи семнадцатом году?

– Вы совершенно правы, – отвечаю я, – а кстати, вот он – наш флагман, «Адмирал Трибуц», и четыре его систершипа.