А сейчас, здесь, он продолжал жить «на грани», боясь умереть от «аневризмы» в Опоческом уезде, боясь не завершить начатое. Это ему-то, уже создавшему «Онегина» и «Бориса», чувствовавшего в себе необъятные силы, каково ему было чувствовать себя почти крепостным и зависящим от людей, которых он ни в грош не ставил.
Всемилостивейший государь!
В 1824 году, имев несчастье заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.
Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
Здоровье мое, растроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края.
Всемилостивейший государь,
Вашего императорского величества
Верноподданный
Александр Пушкин
Я нижеподписавшийся обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под какими бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.
10-го класса Александр Пушкин
11 мая 1826.
Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова.
Вот уже 8 дней, что я в Москве, и не имел еще времени написать вам, это доказывает вам, сударыня, насколько я занят. Государь принял меня самым любезным образом. Москва шумна и занята празднествами до такой степени, я уже устал от них и начинаю вздыхать по Михайловскому, т. е. Тригорскому…
Это одно из немногих упоминаний в переписке поэта о его встрече с царем во время коронационных торжеств в Москве в 1826 году. Этому событию, достаточно важному со многих точек зрения, во второй части книги посвящена отдельная глава.