– Ici![26] Ici! Ici!

Неожиданно раздался оглушительный рев, и на нее посыпалась снежная пыль. Лицо Андреаса сотрясалось, вибрировало, словно смеялось, черная балаклава подергивалась, как если бы он все еще был жив, все еще дышал и насмешничал. Его голова приближалась к Сэм дюйм за дюймом, он словно бы намеревался поцеловать ее.

«Нет. Нет. Нет. Нет».

Снова раздался рев. Свет погас, и она опять погрузилась в полную темноту.

Оказалась в плену тьмы и молчания.

В пустоте.

В той пустоте, где можно кричать вечно, но тебя все равно никто не услышит.

Ее ресницы коснулись чего-то мягкого, холодного, влажного; оно легонько двигалось туда-сюда и потихоньку скреблось; чья-то голова уперлась ей в лицо.

Сэм отшатнулась, замотала головой, пытаясь вжаться затылком в снег и зарыться поглубже, но с каждой секундой лицо Андреаса все сильнее давило на нее. Его жесткая скула сквозь шелк балаклавы вдавливалась в уголок ее рта, нажимала все сильнее и сильнее, терлась, словно их головы поместили в тиски, которые медленно сжимались.

Боль становилась невыносимой. Сэм было трудно дышать, она хватала ртом воздух, задыхалась, пыталась осознать происходящее, преодолеть этот ужас, который ослеплял ее больше тьмы.

«Ты душишь меня.

Ты меня сейчас раздавишь.

Ты делаешь мне невыносимо больно».

Потом в ее голове что-то взорвалось.

Словно электрическая лампочка.

И после этого все замерло.