Книги

Противостояние

22
18
20
22
24
26
28
30

— Можешь нападать, направление покажу, — тон моего голоса подействовал, младший брат Терса сник, понимая, что сказал глупость.

— Будем возвращаться в Мехик? — нарушил молчание Богдан.

— Нет, подождем пару дней. Думаю, что Дитрих захочет ответить на мое письмо. Перехватим гонца здесь и будем действовать в зависимости от ответа короля. Лошадей надо отвести немного подальше, чтобы они не выдали нас ржаньем. Выставим дозор из двух человек в километре отсюда по направлению к вражескому лагерю. Если будет гонец или гонцы с письмом — перехватим. А если вся армия двинется в путь — спешно вернемся, чтобы успеть подготовиться к обороне.

— Макс Са, — привлек мое внимание Борд, — если они разрушат стену, нам не выстоять против такого количества врагов.

Борд был прав: в первый момент мне пришла в голову мысль послать человека в Мехик, чтобы эвакуировать гражданское население. Но оставалась надежда, мизерная, но все же надежда, что Дитрих не захочет войны. Судя по всему, немцы с письмом уже в лагере, если мы не видели их самих и остатков костра. При идеальном раскладе Дитрих до обеда пошлет гонца обратно. Может и не послать. Если за два дня гонца не будет — моя попытка провалилась. Послезавтра — крайний срок, когда можно надеяться избежать войны. В любом случае приходилось ждать.

На минуту возникла идея, пробраться в лагерь и попробовать испортить Большую Берту. Но это — почти чистое самоубийство: пушки, очевидно, охраняют посильнее самого короля.

— Борд, выставь дозор скрытно, чтобы вражеский лагерь был под наблюдением. И меняй его часто, чтобы часовые не уснули.

Наскоро перекусив, я лег спать, завернувшись в шкуру. Ночи были холодные, без костра можно было подхватить пневмонию. Для полного счастья мне не хватало еще сдохнуть от переохлаждения.

Ночь прошла без происшествий. Мучительно долго тянулось время: когда осеннее солнце миновало, уходя к западу, надежда почти покинула меня. За пару часов до сумерек окончательно пал духом: Дитрих проигнорировал мое письмо.

— Борд, пошли человека за нашим дозором. Думаю, нет смысла больше ждать.

Я начал собирать вещи, не стоило здесь задерживаться, когда каждая минута дорога. Кусты недалеко от меня раздвинулись. Появились Дисар с Селидом в сопровождении немца, которому я вручал письмо для Дитриха.

— Макс Са, — Дисар зажимал руками рану на левом плече, — с ним было ещё двое человек. Тех мы убили, а он не стал сопротивляться.

Немец был без оружия, на плече висела кожаная сумка, врученная мной ему в Мехике. Сорвав ее с плеча, он торопливо вытащил пергамент: у меня в глазах потемнело от печати на сургуче. Даже не зная, что написано в письме, в этот момент я решил, что никакого мира с Дитрихом не будет, пока он пользуется печатью-свастикой. Разломав сургуч, развернул пергамент: ровной строчкой шли немецкие слова, но для меня они были китайской грамотой.

— Куда вы дели трупы? — спросил Борд у Дисара.

— Оставили там, — махнул рукой на север Селид, не получивший раны в бою.

— Их надо спрятать, — Борд посмотрел на меня, ожидая реакции.

— Ты прав, Борд, трупы надо спрятать, следы боя убрать.

Взяв с собой троих воинов, Борд бесшумно скрылся среди кустов. Немец пытался мне что-то сказать, выговаривая непонятные слова. Прислушавшись, я уловил знакомое «Grossebert».

— Grossebert? Там? — указал я рукой в сторону вражеского лагеря. Немец отрицательно замотал головой, указывая больше на запад, чем на север. Впервые в жизни пожалел, что никогда не интересовался немецким языком: бывший пленный был взволнован, показывая рукой на северо-запад и повторяя на немецком название гигантской пушки.

Я чуть не стукнул себя по голове, когда меня осенило: Дитрих ждал не вестей от Ганса, он, скорее всего, ждал свои обозы, среди которых, возможно, шла и его чудо-пушка. Попытавшись себе представить, как транспортировать тяжеленую пушку по бездорожью, я не нашел приемлемого варианта. Почти полчаса, жестикулируя, перемежая английские и русские слова, пытался добиться сведений от немца. Европейские языки схожи, многие слова имеют один корень. Повторяя по слогам слово на неизвестном языке, иногда можно по фонетике уловить смысл.