— Да, хозяин, — промычала сквозь кружевной кляп, начиная глубоко дышать. Он растягивал, надавливал, кружил внутри, расслабляя мышцы. Возле моего лица появилась его ступня: Константин встал на диване, согнув колено, приставил член к анусу и медленно вошёл.
— Я не буду с тобой нежным всегда, — сказал, начиная двигаться. — Поэтому не привыкай.
Нежным? Он называет это нежным?.. Он имел меня всю ночь. Если не хотел, просто заставлял лежать с разведёнными ногами, становиться на четвереньки, раздвигать ягодицы и половые губы, показывая, как из них вытекает его сперма. К тому времени, как позволил уйти в душ, я едва держалась на ногах. Прижавшись к холодному кафелю лбом, минуту просто тупо стояла под тёплыми струями, надеясь, что вода смоет все воспоминания об этой ночи.
— Ты и правда неплоха, — заметил Константин, когда я вышла. Он успел принять душ, надел халат и теперь сидел в кресле. Диван после этой ночи явно придётся отдать в химчистку. Я прошла мимо, кутаясь в полотенце, подняла платье и встряхнула его.
— Обычно у меня просят пощады после второго раза.
— Я не все, — хрипло ответила я. Как же всё-таки дерёт горло!
— Это точно, — он улыбнулся, приподнял бровь: — А где «хозяин»?
— Разве мы сейчас занимаемся сексом? — парировала я, похолодев внутри — вдруг опять перегибаю палку?
— Нет, — хмыкнул он. — После твоего развода мы подпишем договор.
— Буду ждать.
Пока его водитель вёз меня в гостиницу, я, не переставая, думала: если бы Вадим продал меня Константину с самого начала, я бы повесилась на кружевном боди через несколько дней…
Двадцать девятая глава
Дорогу в гостиницу я почти не запомнила, впав в оцепенение. В голове было пусто, что-то протяжно звенело на одной ноте, и всё. Потом я долго стояла под душем, но всё ещё не могла поверить, что это произошло на самом деле, словно разум и тело существовали отдельно. Медленно водя мочалкой по груди, пыталась не думать о руках, грубо сжимающих её, бьющих. Не думать об ухмылке и полыхающих огнём глазах, о жестких движениях внутри. Я пошла на это добровольно, считать себя жертвой не могу, но как же хочется, чтобы кто-то успокоил! Обнял, сказал, что поступила правильно, что по-другому никак, что это было необходимо.
Стержень, державший меня на ногах, с хрустом переломился. Опустившись на пол, я подтянула колени к груди и мелко затряслась. Вода продолжала хлестать, пар заполнял душевую кабинку, а я чувствовала, что задыхаюсь от захлестнувшей безнадёжности. Одна, одна, одна. Никто не пожалеет, не ободрит. Не станет просто молча обнимать или шептать, что всё будет хорошо…
Когда истерика закончилась, я глубоко вздохнула, медленно поднялась, закрыла кран и вытерла запотевшее зеркало. Лицо всё ещё моё, только глаза чужие. Пустые.
Забравшись под одеяло, я сжалась в комок и почти сразу уснула. Просыпалась пару раз, потом опять проваливалась в густой сон без сновидений. Когда окончательно открыла глаза, не сразу поняла, сколько прошло времени и который час. Потянулась к телефону, поставленному на беззвучный, нахмурилась: утро? Но я вернулась утром. Потом посмотрела на дату — неужели проспала сутки? Шестнадцать пропущенных от Вадима и три — от Константина. Меня прошила дрожь, стоило представить его лицо. В голове моментально зазвучал его голос. Никогда, никогда больше не позволю ему касаться меня! Словно услышав, телефон в руке ожил, я едва не отбросила его в сторону, как ядовитую змею. Ответить надо, иначе моя жертва была напрасной.
— Слушаю. — После сна голос был хриплым, что удачно скрыло эмоции, которые всколыхнулись, когда я услышала:
— Куда ты пропала, Лена?
— Спала. — Ощущение, что он стоит где-то рядом, накрыло ледяным ознобом. Я даже оглянулась, прекрасно понимая, что в номере одна.
— Долго спишь, — он хмыкнул.