Скорее бы в зале погас свет, чтобы можно было забиться в угол.
– Ларри!
Люди смотрели в его сторону, и Ларри пожелал, чтобы тот, кто выкрикивал его имя, перестал выкрикивать.
Хотя, постойте…
– Сунна?
Маккензи и Сунна тоже идут на концерт. Все на шоу!
Казалось, что прошло уже несколько дней. Сунне не верилось, что только этим утром она ездила к Маккензи, сидела с ней в старомодной гостиной, а напротив сидели родители и со слезами рассказывали дочери обо всем, что та несколькими минутами раньше уже объяснила Сунне, лежа на капоте своей машины. Маккензи слушала, стараясь выказывать должные чувства в должные моменты, и поняла, что Сунна была права: родители теперь обо всем знают, но ничего не кончилось. Неправильное решение, принятое в тринадцать лет, останется с ней навсегда, и уже неважно, сознается ли она в нем. В тринадцать Маккензи решила молчать, и, возможно, Сунна права: никто не станет ее за это винить. Но она не изменила решения ни в четырнадцать, ни в пятнадцать, ни в шестнадцать, ни в семнадцать, ни в восемнадцать, ни в девятнадцать. И теперь у нее нет права на сочувствие. У родителей была только одна новость, которой Маккензи еще не знала: полиция выследила и арестовала Оуэна – звали его, конечно же, не Оуэном, – и скоро состоится суд. Лже-Оуэн обвинялся в двойном убийстве, хотя тело Кейт так и не было найдено.
И теперь Сунна и Маккензи свернули с шоссе обратно в город. Сунна, конечно, заметила, что Маккензи едет не той дорогой, не в направлении дома, но молчала. В конце концов, это не ей только что сообщили, что дело о пропаже ее сестры закрыто, потому что сестра не пропала, а скорее всего, убита.
Сказать, что Маккензи была сама на себя не похожа, значило не сказать ничего. Впервые за много лет она чувствовала безрассудную отвагу. Много лет Маккензи жила в страхе, что пропадет без вести, как ее сестры. И всегда старалась, чтобы все знали, где она, чтобы это было записано, например, в рабочем журнале посещаемости. Но сейчас она думала, что пропасть без вести было бы не так плохо. Во всяком случае, лучше, чем общаться с родителями. Пусть бы их третья дочь тоже пропала, зато они не узнали бы, что она, возможно, могла спасти двух других.
– Куда мы едем? – осторожно спросила Сунна. – Домой?
– Нет, – сказала Маккензи, косясь на уличный указатель и пытаясь вспомнить, сколько кварталов ей нужно проехать от Брод-стрит. – Там слишком тихо. Я хочу куда-нибудь, где шумно.
– А-а… Понятно. Торговый центр тебе подойдет? Там довольно шумно, и я почти уверена, что он открыт до девяти…
– Нет, я имею в виду что-нибудь оглушительное. Чтобы не слышать собственных мыслей.
– А-а… – Сунна на мгновение замолчала. – Я еще толком не знаю города…
– Ничего. – Маккензи направлялась туда, где никогда раньше не была, но адрес помнила. – Вообще-то у меня есть на примете одно место.
– А-а…
– Ничего? Могу сначала подбросить тебя до дома. Извини, Сунна, я как раз свернула к тому месту… Надо было спросить…
– Да нет, все отлично, – почти убедительно сказала Сунна. – И куда мы едем?
– В «Обмен», – сказала Маккензи.