Она поехала на бейсбольный турнир в соседний город. Отыграв первую игру, ее команда отправилась в буфет за хот-догами. Проходя мимо поля, где шел матч, они услышали крик: «Головы!»
Маккензи знала, что это значит: нужно посмотреть вверх, оглядеться вокруг и прикрыть руками лицо. Но когда она взглянула вверх, что-то в небе привлекло ее внимание, она задумалась, что бы это могло быть, и время замедлилось. Как только она поняла, что это за маленькая белая штучка, ее сшибло с ног. Но на какую-то долю секунды Маккензи с ужасающей ясностью осознала: это бейсбольный мяч, сейчас он попадет ей в лицо, и будет больно. Доля секунды между осознанием и болью.
Почему они разговаривают здесь, в этом проклятом доме с привидениями? Как ей хочется оказаться дома, в гостиной, на диване между родителями. Маккензи хотела выслушать новость, прижавшись головой к груди отца. Маккензи знала, о чем пойдет речь, просто еще не была к этому готова.
– Я еду домой, папа, – выпалила она, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.
– Сейчас? – В его голосе звучало облегчение.
– Да, прямо сейчас. Буду через полтора часа.
– Отлично, – сказал он. – Я люблю тебя, Мак.
– И я тебя, папа.
Сунна, сидевшая достаточно близко, чтобы слышать весь разговор, казалось, каким-то волшебным образом поняла то, чего не сказали вслух ни Маккензи, ни ее отец.
– Составить тебе компанию? – спросила Сунна.
Маккензи не могла произнести ни слова, только благодарно кивнула.
Сунна впервые видит ночное небо
Сунна смотрела в окно. Они проезжали через город, где выросла Маккензи. Старые дома, заросшие газоны, у въезда в город стоит на страже элеватор, как старик, уставший от работы. Маккензи, казалось, не замечала, насколько все это обветшало. Она указывала на крошечное здание школы, церковь, банк, почтовое отделение, заправочную станцию, бар – все эти здания было видно с шоссе, они выстроились в ряд, как город-призрак из телевизора.
– Собственно, это и все, – сказала Маккензи. Город исчез в зеркале заднего вида так же быстро, как появился перед ними. – Еще есть мэрия, и социальный центр для престарелых, и большая яма, где раньше был бассейн. Еще до моего рождения. Ребята обычно забирались в нее, чтобы баловаться наркотиками. – Наконец исчезли последние уличные фонари, и они снова оказались в открытом пространстве, под огромным черным небом.
Сунна была им загипнотизирована.
Поразительно, почти невероятно, но она впервые в жизни видела чистое ночное небо. Она выросла в Торонто. Ее семья, когда у них еще была семья, никогда не выезжала на природу. Отдыхать они ездили в другие города. Монреаль. Ванкувер. Нью-Йорк. Сиэтл. Бостон. Куда бы ни приводила работа ее отца, мать с Сунной ехали вслед за ним и называли это семейным отдыхом, хотя отца при этом не видели. Даже если она когда-то и выбиралась ночью из-под полога городских огней, она этого не помнила. Нет, такого она бы не забыла. Бесконечная ночь, полная звезд. Пятнистая, как будто кто-то брызнул кистью на большой темный холст.
– Никогда раньше не видела ничего подобного, – сказала Сунна.
Маккензи была потрясена, как будто она забыла, что Сунна в машине. Но Сунна тут же поняла: дело не в том, что она заговорила. Маккензи поразили слова, которые она произнесла.
– Что? Чего ты не видела?