VenerdÌ santo (страстная пятница). Вечером Via Crucis с папой напротив Колизея. Море людей (по каким-то оценкам, сто тысяч). Все освещено. Фантастичны голуби в воздухе, подсвеченные снизу. Подсвеченная пиния между сияющей аркой Константина и серебристым Колизеем реет в небе. Via Crucis делится на 14 «остановок» (stazioni). Из репродукторов итальянский текст, очень четкий, и музыка. Название каждой stazione объявляется на 9 языках; далее следует Pater noster по-латыни. Большинство стоящих повторяет его. Множество монахинь (часто африканских, азиатских, польских) и молодых людей. Масса иностранцев. В конце процессии папа поднимается на стену Palatino. Стоит на фоне огненного креста на остатке стены бывшего храма Венеры и Рима; за ним кардиналы и проч.
Всё заканчивается речью папы – по-итальянски, с легким акцентом и небольшими огрехами вроде Sibiria вместо Siberia. Говорит мощно, звучно, не старчески. Говорит очень понятно; смысл – призыв к единению христиан Запада и Востока. Еще до конца речи папы публика начала немного расходиться – явно жест, означающий: политики нам не надо! Когда папа кончил, – о ужас! – раздались аплодисменты.
Ночь тепло-прохладная, но ветер. На папе ветер развевает красно-белые одежды, в руках у него большой крест. А рядом переливается, трепещет на ветру большой куст, весь из фиолетовых цветов – оба на фоне черного неба, метрах в 15–20 над толпой.
Комментарии (из репродукторов) к евангельскому рассказу ясные, краткие, сильные, пронимают душу. Языкового барьера как бы нет: слова попадают прямо в нутро, особенно когда оно тревожное и ищущее опоры.
Выходим на опушку, и открывается изумительный вид. На западе вдоль всего горизонта – берег моря; оно километрах в 35–40. Под нами два изумительных озера. Большое – Альбано, с резиденцией пап Castel Gandolfo на берегу. Малое – знаменитое озеро Неми. Оно почти идеально круглое и со всех сторон окружено могучим лесом. Этот лес и есть роща Дианы (nemus Dianae), описанная в «Золотой ветви» Фрейзера. Смотрю сверху на эти два почти идеальных круга – круг воды и кольцо темного леса – и непосредственно ощущаю, насколько очевидной была священность того и другого.
(Потом мне объяснили, что воры были очень довольны, когда появились эти объявления: теперь им достаточно стоять около такого объявления и смотреть, кто из подошедших к нему немедленно начинает хлопать себя по карманам.)
Но вот наконец автобус подходит к piazza Venezia, и я с облегчением схожу, хлопая себя по карманам и убеждаясь, что содержимое цело. Молодец! с проблемой воровства справился!
Перед Palazzo Venezia огромная очередь на улице, толщиной человек в шесть, тесная до крайности, особенно там, где она уже заключена между двумя длинными барьерами. Поражает изобилие простецких физиономий. Никогда бы раньше не подумал, что люди с такими лицами могут терпеливо выстаивать очередь на какую-то выставку. Где еще может быть такая невероятная тяга к культуре?
Наконец оказываюсь внутри здания. Подъем по лестнице и вот уже касса. Лезу за деньгами – бумажника в кармане нет! А это был внутренний карман пиджака (нагрудный), который я, кроме того, в тревожных условиях автобуса № 64 еще и застегнул на пуговицу. Работа, разумеется, была мастерская – впрочем, условия для нее в очереди были идеальные.
Обшариваю, конечно, все карманы, хотя в действительности прекрасно знаю, где именно был бумажник. В бумажнике: паспорт, швейцарский вид на жительство, купленный три дня назад билет до Москвы, билет до Флоренции, толстая пачка долларов и все до единой имеющиеся у меня лиры. С деньгами страшно повезло: это были все-таки не все деньги, а часть. Ведь степень идиотизма человека, который все это носил на себе, была настолько полной, что мог и все деньги носить там же. Более того – неделю назад именно так и носил! потом разложил по каким-то случайным соображениям. А учить мужчин, имеющих высокое мнение о своей сообразительности, на примерах того, что случалось с другими, – как известно, дело пустое: то ведь другие. Римские воры здесь единственные учителя, имеющие шансы на дидактический успех.
Дальнейшее происходило с кинематографической скоростью: ведь я послезавтра уже должен был уезжать из Рима. И чуть ли не с каждым следующим делом оказывалось так, что на полчаса позже – и все провалилось бы.
Первая же задача, без которой никакая другая не решается, – добыть итальянских денег – оказалась совсем не простой. Все оставшиеся у меня деньги были в долларах; а чтобы их обменять, нужен паспорт или иное удостоверение личности. И при этом день – Pasquetta: все закрыто. И вот все-таки я нашел такого менялу, который не закрыл свою лавочку и который поверил (или сделал вид, что поверил) моему пламенному рассказу о том, как у меня только что всё украли, – обменял без паспорта.
Бросился искать полицейское отделение – подавать заявление (denuncia): как мне объяснили, без бумаги из полиции ни один дальнейший ход невозможен. Нашел. «Э, – говорят, – это вам нужно в квестуру, via Genova». Нашел и via Genova. Полный зал таких же, как я, – специальный зал для обокраденных иностранцев. Целых четыре полицейских чина безостановочно принимают заявления обокраденных. Но перед этим нужно подробно письменно изложить обстоятельства дела и пойти в очередь к другим чиновникам – лингвистическим. Но если можешь по-итальянски, то вдвое быстрее – прямо к полицейским. Спортивная филологическая задача настолько меня увлекла, что забыл свое горе. С гордостью приношу свое сочинение полицейскому и получаю заслуженную награду – тот расплывается в улыбке: «Ах, вы прекрасно пишете по-итальянски!»; и не интересуется более ничем, кроме моих лексических и стилистических достижений. Беседуем как лучшие друзья. О таких несерьезных вещах, как найти мои документы, уже разговора нет. Зато полицейская бумага о том, что я «укранец» (как некогда написали Гелескулу, у которого украли паспорт), выправляется по высшему разряду и без малейшей задержки.
Бросаюсь на вокзал Termini – фотографироваться в автомате для получения дальнейших бумаг. Не тут-то было: нет подходящей купюры и никто не желает разменивать. Нашел наконец какого-то полунищего старика, который смилостивился надо мной. Но его бумажки оказались такими жеваными, что автомат их выплевывает. Стал их лощить, с десятой попытки удалось обмануть автомат.
Теперь в российское консульство на via Nomentana. Роскошное палаццо в роскошном саду. На звонки никто не отвечает. С тысячного раза вылезает сонная морда сторожа. Видимо, был во мне в тот момент какой-то запал безумия – убедил пропустить. А дальше уже просто неправдоподобное везение: попал на человека, а не на казенную тумбу! Вице-консул Виктор Борисович, вальяжный дипломат, пожурил за неблюдение документа, но распорядился-таки заполнить на мое имя бланк под названием «Свидетельство для возвращения в Российскую Федерацию».
Теперь снова на вокзал: заявить о краже билета. – «Заявление принимаем, но билет не восстанавливаем. Помочь вам можем только тем, что арестуем того, кто придет сдавать ваш билет».
Время казенных действий на сегодня истекло. Купил бытылку отличного Frascati (Fontana Candida), куренка, артишоков и укрылся в номере.